Кароль Войтыла - Римский триптих

«Нет твари, сокровенной от Него
перед Его очами все открыто».

Раскрылись очи на пороге бытия
Добра и зла явился смысл,
Тел бренных нищенская нагота...

Вбирает жадный слух Благодаренья Слово,
Magnificat звучит — на подкрепление сердец,
Напев надежный прочен в глубине основы:
«Тобою дышим, движемся — Творец!».
С Тобой пребудем до скончанья века!
Создатель красоты, источник вод живых,
Открой слепцам глаза, подъемли веки!

Закончен труд, пора из Ватикана вон
В залог оставлено повествованье фрески,
Разыскан шифр — подобие и образ веский,
Он в силах одолеть непроницаемость препон.

Так кто же Он? Неизреченный и Единый
Творец вселенной, Единение сердец,
В Причастии дарящий истины картину,
Добра и красоты над временем венец.
Он есть — Он Бог неизреченный.
А все-таки сказал нам о Себе,
Вдохнув жизнь в человека
согласно образу и подобью Своему.
На фреске явлен Он отцом
Пред нами всемогущий Старец,
похожий на Адама статью и лицом.

А кто ж они?

« Мужчину и женщину сотворил».

И благословил их Бог
и дар вручил обоим.
В себя Его приняли оба
Взаимной верности обет.
И были оба наги,
Адам, его жена,
И не стыдились...
пока был в силе дар.
Вослед греху Стыд явится не медля.
Ну, а сейчас они в блаженстве
И рады, что владеют даром,
Пускай не знают, как его зовут.
Смысл жизни найден — помыслы чисты.

« Casta placent superis: pura cum veste venite,
manibus puris sumite fontis aquam

Чистое вышним богам угодно: в чистой одежде
Шествуйте ныне к ручьям, черпайте чистой рукой»

Гимназия, Вадовицы — классические строки
Читаю восемь лет подряд, но время скоротечно.
Предчувствие Святых Даров сулит иные сроки.
Любви дар зримый, он звучит извечно
знакомый шум домашнего ручья.

И двое стали плоть одна
Слиянность тел, души единство,
Возвещены иные меры естества
отцовства гордость, радость материнства.

Стремленье к жизненным истокам
Влечение к началу Бытия
Адам познал свою жену,
И зачала она и родила
Им ведомо уже, что, перейдя порог
Они ответчики пред Богом!

Невидимо начало и последний акт незрим,
Вселенная времен подъята Словом
В конце эпох возврат к нему неумолим.
На высоте Сикстинских гулких сводов
Неведомый конец художник начертал,
Представив драму Страшного суда народов.
Давно доступен зренью роковой финал
развязка обозначена предельно гласно:
— Нет твари, сокровенной от Него,
но все обнажено — открыто пред Его очами.
Слова Матфея тоже зримый образ:
— Благословен входящий,
Проклятые, идите от Меня...

Проходят поколенья чередой:
Пришел нагим — прочь уходи такой же...
— Ты прах и возвратишься в прах,
Пригожесть обратится в горестный укор,
Подвижность — в мертвый груз,
Прекрасное во вздорный сор,
И все же — нет, не весь умру,
Неучтожимое во мне не сгинет!

В Сикстине образ Страшного Суда.
В капелле Суд царит над всеми.
В зрачках до боли — общая судьба,
А в апогее мастерский финал
Вершится в очередь замена поколений.

Non omnis moriar
Нет, весь я не умру,
Во мне неистребима,
Та часть моя, что предстоит
Перед лицом Того,
Кто бытие дает!
Толпа сжимается на фреске.
Ты не забыл, Адам?
Он звал тебя:
— Где ты?
Ответ был дан:
— Боюсь — я наг,
вот почему я скрылся.
— Кто повестил, что ты нагой?
И ты, Адам, ответил,
Помнишь?
— Жена... ты дал ее,
Она мне плод вручила...

На фреске многолюдья давка
Под бременем ответа человек согбен.
Вопрос записан точно, реплика подавно!
Совместного пути решительный разъем.

Так повелось... В Сикстине многоцветной
традициям верны, собрались кардиналы
сошлись, чтоб рассудить судьбу ключей Петра.
Средь многих званых в зал войдет преемник,
и Микеланджело возьмет его в полон:
«В Нем дышим, движемся, живем ...»

Так, кто же он?
Рука животворящая, Творец
Устремлены к Адаму...
— Бог сотворил в начале ...
...Всевидящий Отец...

В сияньи радуги Сикстина вторит Богу:
«Ты Петр — внимал Симон, Ионов сын,
Тебе ключи вручаю».
Чреда епископов, все мысли о ключах,
прибудет на Конклав в чертог Сикстинский,
Чудесной кистью Буонарроти осененный.
Так было в августе, еще раз в октябре
шел год двух тайных совещаний,
все повторится вновь, когда пробьет мой час.
Тогда пусть выступит прославленный маэстро.
В повестке главный пункт — наследие Петра.
В Сикстине между первым и последним днем,
Пролог — Творенья свет, финал — день Страшного Суда.
Смерть суждена лишь раз, все разрешит Судья!

За гранью судеб ровный яркий свет
Событий чистота и совесть без ироний
Конклав лишь повод, смысл — Творенье,
Запечатленное великим Буонарроти
Нет твари, сокровенной от Него
но все открыто пред Его очами.
Всеведущий, возобнови Знаменье — научи!
Он не преминет...

В то время люди кочевали беспрестанно,
Стада перегоняя в щедрые края,
Туда, где наливались буйным соком травы,
И прокормить могла отары знойная земля,
Там было место отдыха кочующего стада
И становище мирного труда.

Зачем сегодня ищем постоянно
Тот край в заброшенной земле Халдейской,
Откуда в путь пустился Фарры сын, Аврам
В толпе кочевников — таких же скотоводов?
Сомненье мучило — зачем покину отчий край,
К чему бросать привычный Ур?

Кто знает, думал так — иначе? Был опечален?
Украдкой слезы расставанья утирал?
Известно только — Голос зазвучал.
Аврам внимал: — Из земли твоей пойди!
Веленью Голоса безропотно послушный,
Не мешкая пустился в дальний путь Аврам.
Призывный Голос подгонял:

Отцом ты будешь множества народов
Твое потомство преумножу
и станет как песок на берегу морском.
Ужель возможен дар отцовства?
Удивлен Аврам — в летах преклонных,
стар я, и жена моя не родила мне сына
в младые годы, и о том поныне
тоска нас гложет.

Не пресекал внушенья непреклонный Глас:
Отцом ты будешь множества народов,
Твое потомство преумножу,
И станет как песок на берегу морском.

Кому еще по силам столь невозмутимо
О будущем ближайшем
И дальнем прорицать?
Кто тот Неведомый, решивший
Огласить свой Глас?
Кто обратил свои слова к Авраму,
Ведя на равных задушевный разговор?
Он не из тех, к которым все давно привыкли,
Совсем иной — таким не мыслил человек Его.
Сказал свое, а, значит, ждал ответа...