Алексей Годин - Секретная музыка

Алексей Годин

Секретная музыка

На лугу паслись коровы и не коровы.

Д. Э. Розенталь

* УПРАЖНЕНИЯ В СТАРОМ СТИЛЕ *

x x x

Скажи ничто и пустота пустела,

Печаль молчала у конца канала,

Как бы душа, лишившаяся тела,

В лицо смотрела и не понимала.

На берег сонный старого затона

Летит волна и воля упокою,

И за подругой неодушевленной

Святая смерть и чайка над рекою.

Давай болтай, жизнянка неживая,

Бессмысленно, как здешняя жилица,

То умолкая, чтоб разговориться,

То умирая, словно оживая.

x x x

Но еще остается сентябрь,

И за желтыми листьями

Растворяется изморось, дабы

Что-то было поистине.

Неизвестный старик дрожит,

И кому он может сказать,

Что пока не пройдут дожди

Наблюдается благодать.

Что еще прекрасней горения

Синевы, над волной поилицы

Ветра с_туженого мучения

Пустота на странице илистой.

Что другие дела забыла

И без удержу ставит полость

Старой лиры волнуя жилы

Будто мертвого тела голос.

x x x

И вот опять прекрасное забыть_е,

Приходит время слегка поддать,

Дабы портвейном скрасить небытие

И жизнь прогулкою оправдать.

Соблюдена секунда: лист облетел

Вокруг прозрачного парка, и

Как будто отпечатался в пустоте.

Над звонкой синью свели мосты.

Из-под тяжелых полузакрытых век

Печаль холодных кариатид

Следит пустого солнца ночной разбег

Не в силах жить и сойти в Аид.

Картинки из альбома. II. Падуя

И написал, как ангелы летали,

Что небеса на гибельной версте

Сильнее крыл и холоднее стали

И рвутся из-под ангельских горстей.

Глаза закрыл и подоткнул свой саван,

Немало лет привален этот камень,

Скончался Бог в страданьях на кресте,

А ангелы от страха в пустоте.

Не забывай, свои дерябнув сто,

Когда вокруг пустышка и ничто,

Ночной пароль последним серафимам,

Чтобы сказать в беде непоправимой.

Una dolce vita nuova

x x x

Я иду по ленточке фонарей, закутав горло,

А шаги мои зима меж ладоней растерла.

Улица так черна, словно нет шести

И не будет; толкает тупик впереди

Маленький автомобиль,

И замерзает в кармане бутыль.

Не имеет смысла идти вперед,

И стоять на месте уже не прет.

Я бы в землю солдатом, но холодна,

Там на стрелках минус двадцать одна,

Мертвяки зубами стучат впопад,

И колбасит солдат такой звукоряд.

x x x

Покажи, зима, мне свои ледяные соты.

На моих часах минус пять, мне пора на отдых.

Узнаю твои градусы, край родимый,

Ибо крепче напитков, в краю ценимых.

Минус пять, минус шесть, минус семь, минус восемь,

За зимой обычно приходит осень.

Слышишь, родина, воет сука.

А вообще тишина, и нигде ни звука.

И чеканный шаг рядового солдата

На минуте минус семьдесят пятой.

Это всё равно, а могло быть хуже.

Оседай, азот, собирайся в лужи.

Минус третий удар курантов в стойло

Загоняет отстой ледяного пойла.

Говорит Москва, Ект, Анадырь:

Отступать гавно, и другой не надо.

Да и, собственно, поздно: вот ударяет п_од дых

Минус двести семьдесят три и пятнадцать сотых.

x x x

Поживем, Лесбия, и еще полюбим

Друг друга, или каждый кого отдельно.

И как только людей мы любить устанем,

Сразу в петлю давай-ка засунем выи,

Без любви жизнь ужасна, того помимо

Невыносима. Ах, подруга, друг без друга

Будем жить не засохнув, увы. Природа

Такова. Без любви ж, понимаешь, чистой

К людям и человечеству в целом, как то

Говорит психология и подтверждает сердце,

Жить настоль тяжело, что разумней будет

С глаз исчезнути, в жирную землю канув.

Адаптированный Гораций

x x x

Так рябины вкус и забора цвет

Пустоты повторяют родной привет,

Что здесь будем жить, дамши ей обет

Как на семь ответ,

Замерзая, листва шелестит, летит

Монах в переулок, за ним скорей,

Там озноб-загрей ледяных кровей,

Загрустил дружок,

Захлебнулся в сини желтый поток,

Прячет грязную даль в голубой мешок,

Я ловлю этот воздух усталым ртом,

Вот и всё, глотнем

Ка еще, задохнув выпрямляюща,

Это мы в Коломне, горит звезда,

Это просто осень, которая навсегда,

Это ты, спеша,

В переулке осталась одна, шуршит

Чистый шиферный дождь, не заглушить,

Ведь пустая ночь на дворе стоит

С десяти до пяти.

x x x

Калитку крепче свою запри,

Никто не войдет и не выйдет, знать,

Покуда идем, дружок, листать

Свинцовую благодать.

Алкоголик худой, возвращайся домой,

За углом трамвай говорит зарывай,

Незнакомый канал закрывает пенал,

Наступает покой.

Как вчера, повсюду тихая ночь,

Трет мозоль, и тепло от легкой тоски.

Мимо улиц косых мы пройдем, не прочь

Растянуть глотки.

Позади хуета, впереди пустота,

Но пока что тепло, мы давай еще

Выпьем, что ли, сердца согреть, а потом

Выпьем, что ли, еще.

x x x

Не печалься, что кончилось вчера

Время молодости золотое, увы.

Но живи как те, чья стопа легка,

Чьи шаги тверды.

Поверни, барж_а, не шурша,

Сонный Бахус лозы, в жерло

Шеи длинной ввинтясь, обернись

Крови черной струей!

Так пора приходит, и ты готов,

И на новый голос не нужно слов.

Ты давай свети, моя звезда,

Как сияла всегда.

Две бутылки бордо, одну

За другой, успеваю я до.

И густой покой темноты тугой

Наступает легко.

Новые дурацкие песенки

x x x

Я теперь уже всё понимаю,

У меня ничего не болит.

Отчего же, скажи, так страдаю,

Сей похабный мотивчик свистя?

Не найти золотого орешка,

Я уже ничего не хочу.

Посиди со мной, крошка, немножко,

А не то будет плохо врачу.

Человек очень трезвый, несчастный,

Почитая немую печаль,

Я слежу за всем безучастно.

Сверху падают чайки, крича.

x x x

Я больше это видеть не могу,

Пусть спит одна огромная Нева,

Пускай шуршит прожилками угу,

Шепча холодной кровью нет и да;

Вот отчего рука твоя легка,

Сама вода, горька и холодна,

Губами рыбы говоришь пока,

Сердечко замерзает и хана;

Мой голос тонет, говорит хочу,

Я тоже рыба, клацаю губой,

Трусь плавником и жабрами шепчу,

Что очень зябко в темноте немой.

x x x

На каждом углу по мужчине,

И женщина в каждом дворе.

И чтоб не увязнуть в пучине,

Мой друг, я стремлюсь к детворе.

У девочки косы тугие,

И скоро пора ей домой.

Сейчас она нас и покинет,

Вот чмокнула, машет рукой...

Но мы не умрем от досады,

И типа уже всё равно,

Когда молодая наяда

Тает в дымке ночной.

x x x

Оставь, Катулл, забудь свои притязания,

Твоему горю уже ничего не поможет.

Нам не исправить ни жизнь, ни Лесбию,

Осталась только печаль тихая.

Смотри, вокруг встает из пепла Отечество,