Александр Твардовский - Страна Муравия (поэма и стихотворения)

— А что ты думаешь, родной!
Повеселел ездок.—
Ну, посмеются надо мной,
А смех — он людям впрок.

Зато мне все теперь видней
На тыщи верст кругом.
Одно вот — уйму трудодней П
роездил я с конем...

— Прощай пока! — поднялся дед.
Спешу и я, сынок...
И долго, долго смотрит вслед
Никита Моргунок.

Светло на улице, и виден сад насквозь,
За садом поле поднимается широкое.
Обходят люди трактор, точно нагруженный воз,
Глядят с почтеньем, ничего не трогая.

Механик рулевого усадил,
Как будто вожжи в руки дал впервые.
Встал на крыло и громко объявил:
— Товарищи! Сегодня первый выезд...

И расступились люди у ворот,
Машине путь с готовностью отмерив,
Не только в то, что по земле пойдет,
Что полетит — готовы были верить.

И трактор тронулся, и все, кто был в селе,
Пошли за ним нестройною колонной.
След в елочку ложился по земле,
Дождем густым и холодком скрепленной...

За сотни лет здесь выходил народ
Так поголовно только в памятные годы.
С надеждами на урожайный год,
С иконами, с попами — крестным ходом...

Запел механик, кто-то выше взял,
Запели все — мужчины, женщины и дети
"Интернационал"! "Интернационал"!
И пели словно в первый раз на свете.

Снег стает, отойдет земля,
Прокатится громок густой.
Дождь теплый хлынет на поля
И смоет клочья пены снеговой.

Запахнет тополем волнующе.
Вздыхаешь, говоришь:
— Весна...
— Но ждешь, но думаешь,
Что пережил не всю еще
Весну, какая быть должна.

Как море, темнеет озимь,
Весенний ветер шумит.
В копейку лист на березе
Еще дождем не умыт.

Лужицы на дороге
Высохли, как на столе.
Сеять самые сроки,
Давать работу земле...

Верст за пятнадцать, по погоде жаркой,
Приехал гость, не пожалев о дне.
Гость со своей кошелкой и дегтярной,
На собственных телеге и коне.

Не к часу гость.
Бригада на покосе.
Двух дней таких не выпадет в году.
Но — гость!
Хозяин поллитровку вносит,
Яичница — во всю сковороду.

Хозяин — о покосе, о прополке,
А гость пыхтел, никак решить не мог:
Вносить иль нет оставшийся в кошелке
Свой аржаной с начинкою пирог...

Отяжелев, сидел за самоваром,
За чашкой чашку пил, вздыхая, гость.
Ел мед с тарелки — теплый, свежий, с паром,
Учтиво воск выплевывая в горсть.

Ждал, вытирая руки об колени,
Что вот хозяин смякнет, а потом
Заговорит о жизни откровенней,
О ценах, о налогах, обо всем.

Но тот хвалился лошадями, хлебом,
Потом повел, показывая льны,
Да все мельком поглядывал на небо,
Темнеющее с южной стороны.

По огородам, по садам соседним
Вел за собою гостя по жаре.
Он поднимал телят в загоне летнем,
Коров, коней тревожил на дворе.

А скот был сытый, плавный, чистокровный;
Как горница, был светел новый двор.
И черные — с построек старых — бревна
Меж новых хорошо легли в забор.

И, осмотрев фундамент и отметив,
Что дерево в сухом — оно, что кость,
Впервые, может, обо всем об этом
На много лет вперед подумал гость.

Вплотную рожь к задворкам подступала
С молочным, только налитым, зерном...
А туча тихо землю затеняла,
И вдруг короткий прокатился гром.

Хозяин оглянулся виновато
И подмигнул бедово:
"Что, как дождь?..
И гостя с места на покос сосватал:
"Для развлеченья малость подгребешь."

Мелькали спины, темные от пота,
Метали люди сено на воза,
Гребли, несли, спорилася работа.
В полях темнело. Близилась гроза.

Гость подгребал дорожку вслед за возом,
Сам на воз ношу подавал свою,
И на вопрос: какого он колхоза?
Покорно отвечал:
— Не состою...

Дождь находил, шумел высоко где-то,
Еще не долетая до земли.
И люди, весело ругая лето,
С последним возом на усадьбу шли.

Хозяин рад был, что свою отлучку
Он вместе с гостем в поле наверстал.
И шли они, как пьяные, под ручку.
И пыльный дождь их у крыльца застал...

Гость от дождя убрал кошелку в хату
И, сев на лавку, стих и погрустнел:
Знать, люди, вправду, будут жить богато,
Как жить он, может, больше всех хотел.

В ночь, как всегда, на месте он, Бубашка.
Подворье обойдет, пробьет часы.
Ружьишко дулом вниз — и нараспашку
Армяк, отяжелевший от росы.

Чуть тянет холодком ночным от речки,
Простывшей баней и сырым песком.
Всю ночь Бубашка простоит, как свечка,
Пока туман не встанет потолком...

И он гордится должностью привычной.
Он тридцать лет хозяину служил,
Ел за одним столом, и эту кличку
Бубашка — от него же получил.

Он прожил жизнь, не разъезжал по свету,
Не знал он, где кончался Брянский лес...
И странно старику, что к жизни этой
Большой у всех открылся интерес.

Рассказывай, как жил ты, как трудился,
Как двор хозяйский по ночам стерег,
Как лошадьми хозяйскими гордился,
Как прожил жизнь, да так и не женился.

Не захотел жениться без сапог.
И, закурив, чтоб дрема не напала,
Он вспомнит детство, побирушку-мать...
И многое, что без него, пожалуй,
Уж некому теперь и вспоминать...

В годах старик, но отдыха не просит,
Пошли теперь такие старики.
И носит важно, с уваженьем носит
Общественный армяк и сапоги.

И видит — жизнь тянувший, как упряжку,
Под кличкой лошадиною батрак,
Что только сам себя зовет Бубашкой,
А все его уже зовут не так...

Рожь отволновалась. Дым прошел.
Налило зерно до половины.
Колос мягок, но уже тяжел,
И уже в нем запах есть овинный...

Он до света вставал, как хозяин двора,
Вся деревня слыхала первый скрип на колодце.
Двадцать лет он им воду носил и дрова,
Спал и ел как придется.

И ни пасхи, ни духова дня ему не было
Что работнику трудно — своему ничего.
А чтоб части невестка потом не потребовала,
До последнего дня не женили его.

Он возился с конями, хомутами, чересседельниками,
Ездил с возом на мельницу, в лес с топором.
И гордился, гордился богачами брательниками,
Конями, сбруей, богатым двором.