Александр Твардовский - Страна Муравия (поэма и стихотворения)

И вот, брат, какие дела:
Совесть тут их взяла.
Вода уж мимо льет,
А я молочу зубами...

Вдруг первый несет белье
Перемениться из бани.
Другие несут обутку,
Дают своею рукой.

Просят:
— Прими ты в шутку
Случай такой...
Несут на плечи тулупчик
Душу отогревай.

— Выпей теперь, голубчик,
Пей, а нам не давай!
И я наливаю, пью
Окоченел, нельзя же...

Пью, а им не даю,
Не предлагаю даже.
Я похворал. Зато
После этого раза
Голоса... голоса что —
Слушаться стали глаза.

И с бабой моей с тех пор
Тише стал разговор...
И каждый гвоздик в стене,
И весь, что видишь, зажиток,
Все это стало при мне,
Значит, не лыком шитый.

Одну я семью считал,
И жил я, мужик тверезый,
Двором гордиться мечтал,
А вот, брат, горжусь колхозом.

С одной красой пришла ты в мужний дом,
О горестном девичестве не плача.
Пришла девчонкой —
и всю жизнь потом
Была горда своей большой удачей.

Он у отца единственный был сын
Делиться не с кем.
Не идти в солдаты.
Двор. Лавка. Мельница.
Хозяин был один.

Живи, молчи и знай про свой достаток.
Ты хлопотала по двору чуть свет.
В грязи, в забвенье подрастали дети.
И не гадала ты, была ли, нет
Иная радость и любовь на свете.

И научилась думать обо всем
О счастье, гордости, плохом, хорошем
Лишь так, как тот, чей был и двор и дом,
Кто век тебя кормил, бил и берег, как лошадь...

И в жизни темной, муторной своей
Одно себе ты повторяла часто,
Что это все для них, мол, для детей,
Для них готовишь ты покой и счастье.

А у детей своя была судьба,
Они трудом твоим не дорожили,
Они росли — и на свои хлеба
От батьки с маткой убежать спешили.

И с ним одним, угрюмым стариком,
Куда везут вас, ты спокойно едешь,
Молчащим и бессмысленным врагом,
Подписывавших приговор соседей.

Не тебя ль в твой славный день,
На запруженном вокзале.
Столько сел и деревень
С громкой музыкой встречали?..

Смотришь — все перед тобой,
Всем родна и всем знакома.
Смотришь — где ж он, старый твой,
Знать, один остался дома?..

Век так жили. Бить — не бил.
Соблюдал в семье согласье,
Но за двадцать лет забыл,
Что зовут тебя Настасьей.

Жили, будто старики:
Не смеялись и не пели,
Приласкаться по-людски,
Слова молвить не умели...

Столько лиц и столько рук!
Одного его не видно.
И до боли стало вдруг
Горько, стыдно и обидно.

Ради радостного дня
Не пришел, не встретил даже.
Ты б уважил не меня,
Орден Ленинский уважил...

— Здравствуй! — все кричат вокруг
И совсем затормошили.
Чемодан берут из рук,
Под руки ведут к машине.

— Здравствуй...—
Слышит — не поймет.
Голос жалостный и слабый:
— Да наступит ли черед
Поздороваться мне с бабой?..

Оглянулась — вот он сам.
Говорить ли ей иль слушать?
— Здравствуй...
Слезы по усам,—
Здравствуй, — говорит,—
Настюша...

Плачет, — разве ж он не рад?
Оробев, подходит ближе.
Чем-то словно виноват,
Чем-то будто бы обижен.

Вот он рядом, старый твой,
Оглянулся, губы вытер...
— Ну, целуйся, муж, с женой!
Люди добрые, смотрите...

Выходили в поле жать,
Любовалась дочкой мать.
Руки ловкие у дочки.
Серп играет, горсть полна.

В красном девичьем платочке
Рядом с матерью она.
Мать нестарая гордится:
— Хорошо, девчонка, жнешь.
От мамаши-мастерицы
Ни на шаг не отстаешь.

Выходила дочь плясать —
Любовалась дочкой мать.
Ноги легкие проворны,
Щеки смуглые горят.
Пляшет плавно и задорно,
Вся в мамашу, говорят.

Год за годом вместе жили,
На работу — в день и в ночь.
Песни пели и дружили,
Как подруги, мать и дочь.

Только мать всегда желала,
Чтобы дочка первой шла
Лучше пела, лучше жала,
Лучше матери жила.
Дочке в город уезжать.
Снаряжает дочку мать.

Полотенце, да подушка,
Да корзиночка белья.
— До свиданья, дочь-подружка,
Радость светлая моя.

Целовала торопливо,
Провожала в добрый путь:
— Будь ученой и счастливой,
Кем ты хочешь
Тем и будь.

Тихо, тихо пошла грузовая машина,
И в цветах колыхнулся твой гроб, Катерина.
Он проплыл, потревоженный легкою дрожью,
Над дорогой, что к мосту ведет из села,
Над зеленой землей, над светлеющей рожью,
Над рекой, где ты явор девчонкой рвала.
Над полями, где девушкой песни ты пела,
Где ты ноги свои обмывала росой,
Где замужнюю бил тебя муж, от нужды одурелый,
Где ты плакала в голос, оставшись вдовой...

Здесь ты борозды все босиком исходила,
Здесь бригаду впервые свою повела,
Здесь легла твоя женская бодрость и сила
Не за зря — за большие, родная, дела.

Нет, никем не рассказано это доныне,
Как стояла твоя на запоре изба,
Как ты, мать, забывала о маленьком сыне,
Как ты первой была на полях и в овине,
Как ты ночью глухой сторожила хлеба...

Находила ты слово про всякую душу
И упреком, и лаской могла ты зажечь.
Только плохо свою берегли мы Катюшу
Спохватились, как поздно уж было беречь...

И когда мы к могиле тебя подносили
И под чьей-то ногою земля, зашумев, сорвалась,
Вдруг две бабы в толпе по-старинному заголосили:
— А куда ж ты, Катя, уходишь от нас...

Полно, бабы. Не надо.
Не пугайте детей.
По-хорошему, крепко
Попрощаемся с ней.

Мы ее не забудем.
И вырастим сына.
И в работе своей
Не опустим мы рук.
Отдыхай, Катерина.
Прощай, Катерина,
Дорогой наш товарищ и друг.

Пусть шумят эти липы
Молодой листвой,
Пусть веселые птицы
Поют над тобой.

Кружились белые березки,
Платки, гармонь и огоньки.
И пели девочки-подростки
На берегу своей реки.

И только я здесь был не дома.
Я песню узнавал едва.
Звучали как-то по-иному
Совсем знакомые слова.

Гармонь играла с перебором,
Ходил по кругу хоровод,
А по реке в огнях, как город,
Бежал красавец пароход.

Веселый и разнообразный,
По всей реке, по всей стране
Один большой справлялся праздник,
И петь о нем хотелось мне.

Петь, что от края и до края,
Во все концы, во все края,
Ты вся моя и вся родная,
Большая родина моя.