Андрей Дементьев - Азарт (сборник стихов)

Самое горькое на свете состояние —
одиночество.

Самое длинное на земле расстояние —
то, которое одолеть не хочется.

Самые злые на свете слова:
"Я тебя не люблю".

Самое страшное — если ложь права,
а надежда равна нулю.

Самое трудное —
ожидание конца любви.

Ты ушла — как улыбка с лица,
и сердце считает шаги твои.

И все-таки я хочу самого страшного
и самого неистового хочу.

Пусть мне будет беда вчерашняя
и счастье завтрашнее по плечу…

Я хочу и болей, и радостей.
Я хочу свою жизнь прожить

Не в пол-сердца, не труся, не крадучись
Я взапой ее стану пить.

Я хочу ее полной мерою:
В руки, в сердце, в глаза и сны.

Всю—с надеждою и изменою,
Всю — от крика до тишины!

Приходит опыт,
И уходят годы…
Оглядываясь на неровный путь,
Чему-то там я улыбаюсь гордо,
А что-то бы хотел перечеркнуть.

Все было в жизни —
Поиски и срывы…
И опыт постоянно мне твердит,
Что дарит мать птенцу
В наследство крылья,
Но небо за него не облетит.

Пусть юность и спешит, и ошибается.
Пусть думает
И рвется напролом…
Не принимаю осторожность паинек,
Входящих слепо в мир
С поводырем.

Актер озвучивает роль,
где все решает слово.
Испуг, раскаянье и боль
В нем возникают снова.

И снова он в чужой судьбе, в чужих словах и мыслях.
Как будто вопреки себе
В чужую душу выслан.

Он прячет в голосе испуг —
Еще жива старуха…
И вдруг какой-то странный стук
Ворвался в запись глухо.

И все буквально сбились с ног,
Ища помеху эту…
И лишь один Георгий мог
Сказать им по секрету,

Что, возвратившись в роль опять,
Рискуя и страдая,
Не может сердце он унять,
Смирить его удары.

Стоял он бледен и смущен,
Высокий — в центре зала…
А сердце билось в микрофон,
Само себя играло.

И снова в кадре тот же стук:
На пленку пишут сердце.
О, сколько есть на свете мук,
Тех,
что страшнее смерти.

И вновь Раскольников молчит,
И в страхе прячет руки.
А тишина вокруг стучит
Подошвами старухи.

Он возвращается в свой дом.
В глазах тоска и стужа.
И сердце, словно метроном,
Отсчитывает ужас.

В любви мелочей не бывает.
Все высшего смысла полно…

Вот кто-то ромашку срывает.
Надежды своей не скрывает.
Расставшись —
Глядит на окно.

В любви мелочей не бывает.
Все скрытого смысла полно…
Нежданно печаль наплывает.
Улыбка в ответ остывает,
Хоть было недавно смешно.
И к прошлым словам не взывает.
Они позабыты давно.

Так, значит, любовь убывает.
И, видно, уж так суждено.
В любви мелочей не бывает.
Все тайного смысла полно…

Горьких глаз твоих колдовство,
Как болезнь из меня выходит.
Возле имени твоего
Чуда в сердце не происходит.

Я прошел твою ворожбу
По своей, не по чьей-то воле.
Поменяли мою судьбу,
Как кассету в магнитофоне.

Доиграли мы до конца.
Перематывать — смыслы нету.
Тихий свет твоего лица
Лег печалью на ту кассету.

Твоим слезам доверья нет во мне.
Твои слова в воспоминания уходят.
И только там они сейчас в цене,
Поскольку в сердце места не находят.

Твоим глазам во мне доверья нет.
Как дальше быть двум обреченным душам?
И сколько б нас ни ожидало лет, —
Я остаюсь наедине с минувшим.

Ничего не вернешь…
Даже малого слова.
Ни ошибок,
Ни радостей,
Ни обид.
Только кто-то окликнет меня из былого —
И душа замирает,
И сердце болит.

Мы когда-то о жизни своей загадали.
Да сгорели ромашки на прошлой войне.
Не мелели бы души,
Как речки, с годами…
Потому что душа
Постоянно в цене.

Ничего не вернешь…
Оттого все дороже
Переменчивый мир,
И морозы, и зной.
Мы судьбою не схожи,
Но памятью схожи.
А поэтому вы погрустите со мной.

Я выстрелил.
И вся земля
Вдруг визг собаки услыхала.
Она ползла ко мне, скуля,
И след в траве тянулся алый.

Мне от вины своей не скрыться.
Как все случилось —
Не пойму.
Из двух стволов я бил в волчицу,
А угодил в свою Зурму.

Она легонько укусила
Меня за палец…
Может быть,
О чем-то жалуясь, просила
Иль боль хотела поделить.

Ах, будь ты проклята, охота!
И этот выстрел наугад.
Я все шептал ей:
— Что ты, что ты? —
Как будто был не виноват.
Зурма еще жива была,
Когда я нес ее в песчаник.
А рядом стыли два ствола,
Как стыла жизнь в глазах печальных.

Неосторожны мы подчас.
В азарте,
В гневе ли,
В обиде, —
Бьем наугад,
Друзей не видя.
И боль потом находит нас.

О благородство одиноких женщин!
Как трудно женщиною быть.
Как часто надо
Через столько трещин
В своей судьбе переступить…

Все ставят женщине в вину:
Любовь,
Когда она промчится,
Когда с печалью обручится,
Оставив надолго одну
В воспоминанья погребенной…
А люди уж спешат на суд
И все — от клятв и до ребенка —
Словами злыми назовут.

И пусть…Зато она любила…
Где знать им,
Как она любила!
Как целовала —
Аж в глазах рябило,
Как встреч ждала,
Как на свиданья шла…
О, где им знать —
Как счастлива была!

Пускай теперь ей вспомнят
Все пророчества…
(Да, осторожность, —
Ты всегда права…)
Пускай ее пугают одиночеством.
А женщина целует руки дочери
И шепчет вновь
Счастливые слова.

Я не знаю, как тебя вернуть…
Ты живешь в невидимой мне башне.
Только мне туда заказан путь,
Как нельзя вернуться в день вчерашний.

Я ту башню как-нибудь разрушу.
Да не поднимается рука:
Все боюсь твою поранить душу —
Больно эта башенка хрупка.

Ты мне не оставила ни шанса,
Все решив и рассудив сама.
Только чем бы там ни утешаться,
Все же одиночество — тюрьма.