Владимир Смоленский - Собрание Стихотворений

Но в день рождения хозяина
Иль в день, когда приходит гость,
Крестьянка, утром, без раскаянья
В глаз кролику вонзает гвоздь.

И он висит безмолвный, плачущий
Кровавой, страшною слезой;
А сын, вокруг голгофы скачущий,
На трупик поглядит живой

И облизнётся в ожидании
Обеда сытного, и вот,
Уходит кроличье страдание
В урчащий в сытости живот.

Сияет солнце над моим Сервозом,
На солнце набегают облака,
И пахнет из коровника навозом,
И пахнет эдельвейсами слегка.

И облака, что в ледяном эфире
Блуждая, не нашли себе приют,
К моим дверям, к душе моей и к лире
В серебряном сиянии плывут.

Вот ночь пришла, и в месяце двурогом
Небесная уснула тишина…
О, этот кубок, поднесённый Богом,
Я выпью с наслажденьем и до дна.

Вот ты идёшь тропинкою в лесу,
Скучая, папиросу зажигаешь
И эту первозданную красу
Вокруг себя почти не замечаешь.

А рядом Бог, и звери, и цветы —
Ты ничего уже о них не знаешь —
Змея на солнце греется, и ты
Её тяжёлым камнем убиваешь.

Да, ты силён — в руке и палка есть,
И камень твой так точно попадает —
Но можешь ли ты белоснежно цвесть,
Как этот ландыш, что благоухает?

В потерянном раю, к твоим ногам
Он льнуть легчайшим стеблем продолжает,
И та змея к нежнейшим лепесткам
Свою главу прелестную склоняет.

Выхожу я на закате
В поле, через буерак,
Васильки синеют в злате,
В серебре алеет мак.

А вдали, как сновиденье,
Как надежда иль мечта,
Пушкинским стихотвореньем
Пролетает высота. —

Больше ничего не надо,
Лишь идти, идти, идти
Меж цветов чудесных сада
По чудесному пути.

Тихо запад розовеет,
В сердце чисто и светло,
И легко мне в очи веет
Ночи звёздное крыло.

Альпинист стремится ввысь — не верьте
Ни усилью, ни мечте его,
Кроме льда, усталости и смерти
Нет на этих высях ничего.

Не стремись к земным вершинам, силы —
Береги для тех иных высот,
Где над бездной Херувим поёт,
Где парят Престолы, Власти, Силы.

Смотри, как медленно и плавно
И величаво в вышине
Орёл стремит полёт державный
В ветрах и солнечном огне.

Смотри, на малое мгновенье
Как бы внезапно измождён,
Преодолев закон паденья,
В лазури замирает он,

Чтоб камнем рухнуть на добычу,
Что в страхе, в прахе залегла…
Ты видишь, есть предел величью —
Два в небе сложенных крыла.

Голубыми лучами печали и тайны
Залиты сумасшедшие ночи Украйны.

И зашита измена в казачьей папахе,
И топор серебром отливает на плахе.

И Мария, что гетмана любит седого,
И судьба, что не знает исхода иного,

И на гибель казачья летящая лава,
И Петром под Полтавой разбитая слава…

…Так в безумном полёте, в безнадежной погоне
Под кнутом задыхаются, падают кони.

Кровь и пена на Карла серебряной шпоре,
И Анафемы рокот в Московском соборе.

Тёмный лик на озёрной качается зыби —
Выпей, царь, за любовь, за Марию, за гибель!

Спит Украйна и бредит, не может проснуться, —
Старый Гетман, в Диканьку тебе не вернуться.

Зарастают дороги к забытому склепу —
Ах, Мария, зачем полюбила Мазепу!

Есть скука и слава, шампанское, дикий Кавказ,
Есть слёзы скупые из гордых и сумрачных глаз.

Есть Зимний Дворец, и суров Государь во дворце,
Есть отблеск нездешний на детском, усталом лице.

Есть мальчик шотландский, попавший в российский полон,
Есть остров Елены, где царствует Наполеон,

Есть всё, что терзает, и мучит, и гонит, и гнёт,
Есть парус — но буря его на клочки разорвёт.

Кремнист и туманен и труден твой путь на земле,
Но слух мой лелея, твой голос не молкнет во мгле.

О, как ты несчастен, мой бедный, единственный друг,
«А жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг»…

В кавказском ущелье на грудь наведён пистолет —
Но смерти, мой мальчик, мой ангел, мой мученик, нет

Над Чёрным морем, над белым Крымом
Летела слава России дымом.

Над голубыми полями клевера
Летели горе и гибель с севера.

Летели русские пули градом,
Убили друга со мною рядом,

И Ангел плакал над мёртвым ангелом…
— Мы уходили за море с Врангелем.

Есть яма, которую ты не минуешь;
Есть губы, которые не поцелуешь.

Далёкая лира, которою бредишь,
Отчизна, в которую ты не доедешь.

Над горем, которому нету начала,
Над счастьем, к которому нету причала,

Горит в небесах, утопая глубоко,
Недвижное, страшное Божие око.

Ты в крови — а мне тебя не жаль,
Ты в огне, а я дрожу в ознобе…
Ты жила во лжи, труде и злобе,
Закаляла и сердца, и сталь.

Ты людей учила не жалеть
И своих детей не пожалела,
Ты почти что разлучилась петь,
Помнишь ли, как раньше райски пела?

Как же мне теперь с тобою быть,
С горькою моей к тебе любовью?
Вновь земля твоя набухла кровью,
Ран не счесть и горя не избыть.

Защищаясь сталью и хулой,
Бьёшься ты, кольцом огня объята,
Страшное сияние расплаты
Полыхает над твоей землёй.

Страшная расплата за грехи,
За насилие над человеком,
За удары по сомкнутым векам,
Вот за эти слёзы и стихи.

Мне тебя не жаль — гори, гори,
Задыхайся в черных клубах дыма —
— Знаю я, что ты неопалима,
Мать моя, любовь моя — умри!

Нет пощады, падай до конца,
Чтобы встать уже весь мир жалея,
Чтобы в мире не было светлее
Твоего небесного лица!

Я знаю, Россия погибла
И я вместе с нею погиб —
Из мрака, из злобы, изгибла
В последнюю гибель загиб.

Но верю, Россия осталась
В страданье, в мечтах и в крови,
Душа, ты сто крат умирала
И вновь воскресала в любви!

Я вижу, крылами блистая,
В мансарде парижской моей,
Сияя, проносится стая
Российских моих лебедей.