Владимир Смоленский - Собрание Стихотворений

У нас оледенела кровь
От ожиданья и печали,
Свою умершую любовь
Мы в страхе к сердцу прижимали.

Мы думали, что оживёт,
Мы верили, что будет вечной…
Но время продолжало лёт,
Бессмысленный и бесконечный.

И проходил за сроком срок,
И слепли тёмные надежды,
И падали у наших ног
Её истлевшие одежды.

И открывалось нам лицо,
И тленьем тронутое тело,
И обручальное кольцо
На пальце высохшем темнело.

Но мы, превозмогая страх,
Её, холодную, качая,
За тело принимаем прах
И верим, что она живая.

Себя спасти не можешь – даже ты –
От одиночества и темноты.
Твои глаза – хоть нет светлее глаз –
Темнеют каждый день и каждый час,
И всё слабее слабая рука,
И всё сильнее по ночам тоска.
У наглухо закрытого окна
Стоишь ты, неподвижна и бледна,
Ты смотришь вдаль. И по твоим губам
Скользит улыбка. Что ты видишь там,
За этой тишиной и темнотой?
Какою невозможною мечтой
Ты сердце ослабевшее пьянишь?
Какое ожидание таишь?
Какою радостью душа живет?

Так умирающий бессмертья ждет,
Так иногда слепому снится сон,
Что он прозрел, что солнце видит он,
И у него тогда – о, ложь и страх! –
Такая же улыбка на губах.

Окончено стихотворенье,
Душа пуста, душа легка,
Дрожит, от головокруженья,
Держащая перо рука.

Мир призрачный и еле зримый,
Качаясь, в темноту плывёт.
Тяжёлой, непоколебимой,
Земля из темноты встаёт.

И только на листе бумаги
Неясный и неверный след,
И капельки чернильной влаги
Небесный отражают свет.

А сердце часто и устало
Стучит, как будто в звёздной мгле
И тело за душой бежало
По небесам, как по земле.

Все сжечь – стихи, любовь, надежды,
Все позабыть, все потерять,
На рубище сменить одежды,
Последним из последних стать,

И беспощадно и сурово
Отвергнуть счастие своё,
Без Бога, без любви, без слова
Влачить земное бытиё.

И, может быть, тогда, в холодном,
Томительном и жалком сне,
Над прокажённым и голодным,
В непостижимой вышине,

Перед ослепшими глазами
Вдруг загорятся тьмы светил,
И за сутулыми плечами
Почувствуется тяжесть крыл.

И в воздаянье за потери,
Которым не было числа,
Обресть, как ангелы и звери,
Познание добра и зла.

Нам снятся сны, но мы не верим им,
Не понимаем знаменье Господне,
Вчерашний сон развеется, как дым,
Его не в силах вспомнить мы сегодня.

Вот так и жизнь земную – в смертный час
Мы, коченея на холодном ложе,
Смежая веки изумленных глаз, –
Ни вспомнить, ни понять не сможем.

Не кляни ни людей, ни Бога,
Не плачь о счастье земном,
Каждый вечер тайно и строго
О себе молись и о нём.

Все отнимет смерть и погубит,
Но любви не сможет отнять.
Так – умершего сына любит,
Больше живого, мать.

Пройдут за годами годы,
Неслышны, подобно сну,
Он встретит тебя у входа,
Он помнит тебя одну.

Я не хочу поднять тяжёлых век,
Там те же звёзды, в том же мраке стынут.
Как одинок бывает человек,
Когда он Богом на земле покинут.

Какие тёмные бывают дни,
Какие мёртвые бывают ночи…
Закрой лицо руками и усни,
Во сне мгновенья кажутся короче.

Ты, может быть, увидишь райский сон,
Ты даже Ангела увидеть сможешь;
Крылами рук твоих коснется он,
И Божьим Ангелом ты станешь тоже,

И, может быть, тогда забудешь ты
Хотя б на час, хотя бы на мгновенье
Свои земные, тёмные черты,
Своё земное, смертное томленье.

Мне снился сон – дрожала твердь
От грохота и молний белых,
И в ужасе металась Смерть
В ещё неведомых пределах.

И в чёрной крови и в огне
Скакал, от ран изнемогая,
Святой Георгий на коне,
По тучам тяжко громыхая.

Архангел, крылья волоча,
Рубился, уступая силе,
И Божьи Агнелы, крича,
Как ласточки в грозу, носились.

И столб подземного огня
Вздымался, небо пожирая,
И поднял тёмный вихрь меня,
И бросил у преддверья рая.

И на предельной высоте,
У опустевшего престола,
В сиянии и красоте
Мерцающего ореола,

Увидел я его, и мгла
Вставала за его плечами,
И по щеке его текла
Слеза, и дикими очами

Смотрел он с высоты высот
На рай, потерянный навеки,
И медленно смыкались веки,
И горько улыбался рот.

Моя высокая, моя звезда,
Едва заметная, горит в ночи, –
Дробясь, как синие осколки льда,
На землю падают её лучи.

И от мерцающих лучей её
На сердце призрачный ложится свет.
Во тьме и в вечности и ты и я,
И жизни не было, и смерти нет.

Ни смерти, ни жизни, ни правды, ни лжи, ни людей.
Лишь сны в поднебесье, как стаи летят лебедей.

Летят в бесконечность, эфиром небесным пыля,
Из пыли небесной, кружась, возникает земля.

И быстрые тени от крыльев ложатся во мгле,
И тенью от тени живет человек на земле.

Лишь тенью от тени, эфирною пылью дыша,
Рождается, бьётся и гибнет во мраке душа.

Всё будет так, как я всегда хотел –
В ногах покров парчовый будет бел,
И будет лента венчика бела
Вкруг ледяного, тёмного чела.
Земной, привычный облик свой храня,
Три долгих, три неповторимых дня
Лежать я буду на столе один.
Торжественный, заупокойный чин
Священник будет истово свершать,
И будут молча вкруг меня стоять
Мои друзья, враги, моя семья,
Все, с кем я жил и с кем встречался я,
И будет, от прозрачной белизны
Ещё красивее лицо жены.
Всё будет так, как я хотел всегда.

И только ты не сможешь никогда,
В отчаянье последнем и тоске,
Припасть к моей, почти живой, руке,
К моим уже невидящим глазам.
И даже в широко открытый храм
Со всеми не посмеешь ты войти.
Меня подстерегая на пути,
Зажав рукой молчащий в муке рот,
Увидишь ты, как медленно плывёт
Высокий гроб, в тумане, без следа…
И сердце мёртвое моё тогда
От жалости смертельной вздрогнет вдруг,
И ты услышишь еле слышный стук,
Такой знакомый, сердца моего.
Но люди не услышат ничего.

Какое там искусство может быть,
Когда так холодно и страшно жить.