Квинт Гораций - Послания

Тога Афрания впору была, говорят, и Менандру,

Плавт по примеру спешит сицилийца всегда Эпихарма,

Важностью всех побеждает Цецилий, искусством - Теренций.

60 Учит их всех наизусть и их, в тесном театре набившись,

Смотрит влиятельный Рим и их чтит, причисляя к поэтам,

Вплоть до наших времен от писателя Ливия века.

Правильно смотрит толпа иногда, но порой погрешает.

Если поэтам она удивляется древним, их хвалит,

Выше и равным не чтит никого, то она в заблужденьи;

Если ж иное она чересчур устаревшим считает,

Многое грубым у них признает, а иное и вялым,

Судит разумно, со мной, по Юпитера благоволенью.

Я не преследую, знай, истребить не считаю я нужным

70 Ливия песни, что, помню, драчливый Орбилий когда-то,

Мальчику, мне диктовал. Но как безупречными могут,

Чудными, даже почти совершенством считать их, - дивлюсь я.

Если же в них промелькнет случайно красивое слово,

Есть хоть один иль другой там стих благозвучный немного:

Всю он поэму ведет, повышает ей цену бесправно.

Я негодую, когда не за то порицают, что грубо

Сложено иль некрасиво оно, а за то, что - недавно,

Требуют чести, награды для древних, а не снисхожденья.

Но усомнился б я в том лишь, в праве ль комедии Атты

80 Сцену в шафране, в цветах попирать, все отцы закричали б

Стыд мол утратил я, раз порицать покушаюсь я пьесы

Те, что и важный Эзоп, и Росций искусный играли;

Иль потому, что лишь то, что нравится, верным считают,

Или позор видят в том, чтоб суждениям младших поддаться,

Старцам признать, что пора позабыть, чему в детстве учились.

Кто же и Салиев песнь восхваляет, стремясь показать всем,

Будто он знает один то, что нам непонятно обоим,

Тот рукоплещет, совсем не талант одобряя усопших:

Нет, это нас он лишь бьет, ненавидя все наше, завистник.

90 Если б и грекам была новизна, как и нам вот, противна,

Что же тогда бы теперь было древним? И что же могли бы

Все поголовно читать и трепать, сообща потребляя?

Кончивши в_о_йны, тотчас начала пустякам предаваться

Греция; впала в разврат, лишь счастье послала Фортуна;

Страсть к состязаньям коней иль атлетов зажглась в ней; то стали

Милы ваятели ей из мрамора, кости иль меди;

То устремляла и взоры, и мысли к прекрасным картинам,

То приходила в восторг от флейтистов, актеров трагедий;

Словно глупышка-девчурка под няни надзором играет:

100 Жадно что схватит сейчас, пресытившись вскоре отбросит.

Мирные те времена принесли и попутные ветры.

Долго был в Риме благой обычай вставать спозаранку,

Дверь отпирать и клиентам давать разъясненья законов,

Деньги отвешивать в долг, надежным лицом обеспечив,

Старших выслушивать, младшим о том говорить, как достаток

Вырасти может и страсть, что убытки влечет, уменьшиться.

Пусть ненавистно иль мило, - но что ж неизменным ты счел бы?

Вот изменил уж народ неустойчивый мысли и пышет

Страстью одной - сочинять: и отцы с строгим видом, и дети,

110 Кудри венчая плющом, произносят стихи за обедом.

Сам я, хотя уверяю: "Стихов никаких не пишу я",

Хуже парфян уж лгуном оказался: до солнца восхода

Встану лишь, требую тотчас перо и бумагу, и ларчик.

Тот, кто не сведущ, корабль боится вести, и больному

Дать абротон не дерзнет, кто тому не учился, леченье

Дело врачей; и искусств творенья творит лишь художник;

Мы же, - учен, неучен, - безразлично, поэмы все пишем.

Но в увлеченьи таком и в безумии легком какие

Есть добродетели, ты посмотри: едва ли поэты

120 Жадны, но только стихи они любят и к ним лишь пристрастны;

Будят лишь смех в нем убытки, и бегство рабов, и пожары;

Он не замыслит надуть компаньона, ребенка-сиротку;

Может он хлебом простым и стручьями только питаться;

Пусть до войны неохоч и негож, но полезен он граду,

Если согласен ты с ним, что большому и малое в помощь.

Нежных ребяческих уст лепетанье поэт исправляет,

Слух благовременно им от речей отвращает бесстыдных;

После же дух воспитает им дружеским он наставленьем,

Душу исправит, избавив от зависти, гнева, упрямства;

130 Доблести славит дела и благими примерами учит

Годы грядущие он; и больных утешает, и бедных.

Чистые мальчики где с непорочными девами взяли б

Слов для молитвы, когда б не послала им Муза поэта?

Молит о помощи хор и чует присутствие вышних,

Просит дождей он, богов ублажая мольбой, что усвоил,

Гонит опасности прочь, отвращает угрозы болезней,

Мирного он жития и плодов изобилья испросит:

Песня смягчает богов и вышних равно, и подземных.

Встарь земледельцы - народ и крепкий, и малым счастливый

140 Хлеб уберут лишь с полей, облегчение в праздник давали

Телу и духу, труды выносившим в надежде на отдых:

С теми, кто труд разделял, и с детьми, и с супругою верной

В дар молоко приносили Сильвану, Земле - поросенка,

Гению - вина, цветы за заботу о жизни короткой.

В праздники эти вошел Фесценнин шаловливых обычай:

Бранью крестьяне в стихах осыпали друг друга чредою.

С радостью вольность была принята, каждый год возвращаясь

Милой забавой, пока уже дикая шутка не стала

В ярость открыто впадать и с угрозой в почтенные семьи

150 Без наказанья врываться. Терзались, кто зубом кровавым

Был уязвлен уж; и кто не задеты, за общее благо

Были тревоги полны; но издан закон наконец был:

Карой грозя, запрещал он кого-либо высмеять в злобной

Песне, - и все уже тон изменили, испуганы казнью,

Добрые стали слова говорить и приятные только.

Греция, взятая в плен, победителей диких пленила,

В Лаций суровый внеся искусства; и так пресловутый

Стих сатурнийский исчез, неуклюжий, - противную вязкость

Смыло изящество; все же остались на долгие годы,

160 Да и по нынешний день деревни следы остаются.

Римлянин острый свой ум обратил к сочинениям греков

Поздно; и лишь после войн с Карфагеном искать он спокойно

Начал, что пользы приносят Софокл и Феспис с Эсхилом;

Даже пытался и пьесы достойно их он обработать;

Тем угодил себе он, по природе возвышенный, пылкий:

Дышит трагическим духом и счастлив, и смел он довольно,

Но неразумно боится отделки, считая постыдной.

Кажется, - если сюжет обыденный, то требует пота

Меньше всего; между тем в комедии трудностей больше.

170 Ибо прощают ей меньше гораздо. Заметь ты, насколько

Плавт представляет характер влюбленного юноши плохо,

Также и скряги-отца, и коварного всадника роли;

Как он, Доссенну подобный, выводит обжор-паразитов,

Как он по сцене бежит, башмак завязать позабывши:

Ибо он жаждет деньгу лишь в сундук опустить, не заботясь

После того, устоит на ногах иль провалится пьеса.