Луиш де Камоэнс - Сонеты

Огонь, на восковом дремавший ложе,
Восстал, с огнем любви смешавшись вмиг,
Когда, взглянув на Ваш прекрасный лик,
Увидел свет, со светом солнца схожий.
Сдержать не в силах трепета и дрожи,
В удвоенном порыве, смел и дик,
Стремясь обнять Вас пылко, он приник
В палящем поцелуе к нежной коже.
Блаженна страсть, что жар свой донесла
До глаз, где скрыты прелести такие,
Какими целый мир сожжен дотла!
В Вас, о сеньора, влюблены стихии,
Поэтому свеча и обожгла
Снег, обжигающий сердца людские.

Кто любит - побуждаемый мечтой,
В любимое свое преобразится.
Так мне - чего желать, к чему стремиться?
Оно во мне - желаемое мной.
Мой дух, как предначертано судьбой,
Сумел с любимым воедино слиться,
И тело не взыскует, не томится,
Когда душа - в гармонии с собой.
Но та, кто в красоте необычайной
Как атрибут с предметом, связью тайной
С моей душой навек сопряжена,
Во мне живет, как чистая идея.
Я стал любовью, божеством владея,
Ей форма, как материи, нужна.

Тщеславность ум Летеи помутила.
Как повествует миру быль одна,
Своею красотой ослеплена,
Она хвалилась, что богинь затмила.
Тогда богов судилище решило,
Что столь необычайная вина
Немедля быть наказанной должна,
Как дерзкая хвастунья заслужила.
Но кары той не мог перенести
Олен, к Летее страстью пламенея.
Погибнуть, но прекрасную спасти
Вот какова была его затея.
И, чтоб любовь от смерти увести,
Он камнем стал, а с ним - его Летея.

Щегол влюбленный, нежный и беспечный,
Едва пригладив клювом пух, без нот
На ветке зеленеющей поет
Все тот же стих, бессвязный, бесконечный.
Тем временем стрелок в тростник заречный
Уходит крадучись. Таясь, как крот,
Он целится и в тьме стигийских вод
Певцу любви покой готовит вечный.
Так, жизнью наслаждавшийся дотоле,
Задет я в сердце был твоей стрелой,
Когда ловца отнюдь не опасался.
Чтоб невзначай застичь меня на воле,
Подстерегая, лучник роковой
В твоих зеницах пламенных скрывался.

Однажды нимфа Силвия по чаще
Брела и, отдалившись от подруг,
На дерево залезла, вздумав вдруг
Сорвать цветок, в его листве горящий.
Зайдя в ту рощу и решив, что слаще
Прохлады не найти, на тот же сук
Повесил Купидон колчан и лук
И лег, пережидая зной палящий.
Не медлит нимфа и спешит украсть
Смертельное оружье: бог строптивый
Беспомощен в минуты забытья.
Из глаз ее пускает стрелы страсть.
Бегите, пастухи, покуда живы!
Лишь я останусь: в смерти жизнь моя.

Ждет смерть меня; дано бессмертье строкам,
С печалью повествующим о том,
Сколь радостно я жил; чтоб им потом
Из рук не выпасть в Лету ненароком,
Я их оставлю здесь, и пусть уроком
Послужит людям этот скорбный том,
Пусть тычут указующим перстом
В него с негодованьем и упреком;
И если горе счастьем счел глупец,
Амуру и Фортуне веря слепо,
То на моем примере наконец
Он сможет убедиться, сколь нелепо
Им доверять: Амур - тиран и лжец,
Фортуна - вероломна и свирепа.

Таких созвучий, полных красоты,
Таких стихов в сладчайшем новом стиле
Мои труды еще не породили,
Мой стих явил лишь грубые черты.
А Ваш - родник, бегущий с высоты.
Вы Иппокрены ключ им посрамили.
Цветам, что Вы на Тежу возрастили,
Завидуют и Мантуи цветы.
Зато Вы небесами не забыты,
И Аполлон, пристрастья не тая,
Вручил Вам дар, какого я не стою.
Две наши музы равно знамениты,
Но только черной завистью моя,
А Ваша - несравненной чистотою.

Противница и друг! В твоих руках
Вся жизнь моя и все блаженство было!
Нет, стала не земля твоей могилой,
Чтоб на земле от горя я исчах.
Волна морская твой скрывает прах,
Одна красою обладает милой,
Но, сколько бы ни длился век унылый,
Твой образ будет жить в моих мечтах.
И если мне дано в строках сонета
Любви кристально чистой посвятить
Рассказ пусть грубый, но правдоподобный,
Ты будешь мной в стихах всегда воспета,
И если память вечно может жить,
Да будет стих мой надписью надгробной!

Душа моей души, ты на крылах
Отторглась преждевременно от тела!
Покойся там, куда ты отлетела,
А мой удел - грустить о небесах.
О, если память о земных делах
Живет в преддверье горнего предела,
Не забывай любви той, что горела
Чистейшим пламенем в моих глазах!
И пусть любимой имя будет свято
Вернуть ее не может человек
Своей тоской (оттуда нет возврата!).
Моли того, кто жизнь твою пресек,
Дабы опять, как на земле когда-то,
Нас в небе он соединил навек!

- Кто, Порция, твою направил руку,
Случайность или пламенный порыв?
- Любовь решила, кровь мою пролив,
Узнать, стерплю ли я и эту муку.
- Зачем же, с жизнью торопя разлуку,
К страданьям смерти обращать призыв?
- Чтоб, страх перед кончиной победив,
Постичь терпенья горькую науку.
- Но сталью из груди извергнув кровь,
Зачем огнем ты жжешь себя? - Велела
Мне умирать и мучиться любовь.
- Что ж, сталь слаба? - Она сильна, но тело
Привыкло к ней и жаждет смерти вновь
От высших мук, которым нет предела.

Как смерть в глаза видавший мореход,
Добравшись вплавь до берега чужого,
Пускай "забыть о море" дал он слово,
Пусть он и ветер, и волну клянет,
Уже назавтра, с сердца сбросив гнет,
Он золота, он бури жаждет снова
И вот воспрял, и длань его готова
Направить парус в гибельный поход,
Так я от бури сладостного взора
Хотел бежать, я изменил отчизне,
Я слал проклятья ветру и волне,
Но возвращаюсь к Вам, моя сеньора,
Чтоб снова там найти источник жизни,
Где лишь недавно смерть грозила мне.

Амур, никак тебя я не пойму:
Ведь прежде чем войти в твои чертоги,
Я долго шел по гибельной дороге,
Проклятья множа твоему ярму.
Я опыту вверялся и уму,
Считал, что знаю, сколь уловки многи
Коварные твои, - и вот, в итоге,
Служу теперь тебе лишь одному.
Тебе мое приютом сердце было,
Где ты незримо коротал года,
До времени твоя дремала сила
И для меня открылся ты, когда
С особою тоскою наступило
Чередованье скорби и стыда.