Георгий Леонидзе - Сталин. Детство и отрочество

На крыльцо дитя выносят, —
То обычай непременный,—
Поглядеть на светлый месяц,
На хранителя вселенной.

Тишь. Но слышится шуршанье
В серебрящихся затонах.
Ночь сверкает светляками,
Роем искорок взметенных.

Небо — словно виноградник,
Звезды — золотые птицы.
Дать бы горлинку в подарок
Детке в час, когда не спится!

Улыбается светилам
Мальчик в ярком лунном свете.
«Солнце — мать, а месяц — папа,
Золотые звезды — дети».

Рад малыш глядеть на купол,
Светом блещущим залитый,
Где проходит витязь-месяц,
Горд несметной звездной свитой.

Мать ребенка подымает,
Обратив лицо к светилу:
— Видишь боженьку, сыночек,
Там — за облаками, милый!

Боженька, боженька,
К сыну явись!
Странствуешь в мире немало.
Боженька, боженька,
К сыну явись!—
Мать умиленно шептала.

Но господь не сходит с неба,
Не растроганный мольбой.
У младенца слезы льются —
Тщетно хочет дотянуться
Он до месяца рукой!

Мать ребенка уложила,
Старый выполнив устав.
Древний месяц дремлет в небе,
Просьбе матери не вняв
И храня суровый нрав.

Чего же к небу мать взывала
С таким волнением тревожным?
Не для того ли, чтобы мальчик
Узнал мечту о невозможном?

Есть для детей мячи и куклы,
Но есть мечты в подлунной шири.
Уже постиг ребенок смуглый,
Что возвышает в этом мире.

Недосягаемо от века
И неподвластно нашим силам,
Оно чарует человека,
По небу странствуя светилом.

И мальчик негодует, плача,
Что тщетны все его усилья…
Ужели эта незадача
У малыша подрежет крылья?

Повествуют о прошлом медово,
Как сказители, бабка и мать;
И властительный голос былого
В тишине оживает опять.

Разве месяц не сказочник новый,
Проходящий по светлой стезе?
Погляди, — уж не серп иль подкова,
Полный круг засиял в бирюзе.

Но уж меркнет краса золотая,
Не закончив свой путь голубой.
— Я худею, бледнею и таю!
Человек, что же будет с тобой?

Трепеща перед волею рока,
Не сойдешь с предрешенных путей!
Ночь строптивца сразит так жестоко,
Что и ворон не сыщет костей!

Я не дева, а воин могучий,
Говорю непокорным мужам:
— Я прорезывал темные тучи,
Чтоб светлее пролиться лучам.

Дорожите немеркнущим светом
И сияньем моим в вышине!
Не противясь старинным заветам,
Оставайтесь покорными мне!

Поднявшись к небесам державно,
Застыл Эльбрус, и дик и глух.
К вершине подойдя недавно,
Увидел узника пастух.

Пастуший хлеб тот взял из торбы
И выжал кровь своей рукой:
— Вот хлеб отцов, добытый в скорби,
Я вам хотел добыть иной!

Молочный хлеб искал я всюду,
С пути не отступая вспять.
Восстань, народ, и хлеб добудешь,
Чтоб в долг у господа не брать.

Слежу издавна за тобою —
И воробей ничтожный сыт;
Ты счастья хлеб возьмешь борьбою! —
И поднял он скалу, как щит.

У бабки в шерстяной кудели
Сияла лунная кудель,
Отец, и мать, и сын жалели,
Что узник обречен беде.

Бесстрастен небосвод хрустальный,
Кура волной о берег бьет.
Ужель народ многострадальный
Не сокрушит свой давний гнет?!

Как нескончаем стон столетий!
Как смертных муки тяготят!
И человек, скорбя о свете,
В плену у тьмы, как аманат.

Закрыт нам купол первозданный
И бог для нас жалеет свет!
Для огненосца Амирана
Ужели избавленья нет?!

Что скорбь таить в бессильном взгляде?!
Ее ты должен побороть!
Народ! Земля твоя в три пяди,
Но что в сравненьи с ней господь?!

Ты уберег для нас героя.
Пускай поруган он судьбой, —
Он всех святых святее втрое
И благородней, чем любой!

Ты жизнь его берег вехами,
Непокоренный, как и встарь.
Что перед мощными орлами
Господь — земной тюрьмы ключарь?!

А бабка говорит про беды,
Что людям насылает бог…
И нить полуночной беседы,
Как размотавшийся клубок.

Дитя мечтой — на горном склоне
У речки, затаившей гнев,
Где волн разгневанные кони
Ущелье роют, налетев.

И мальчик видит Амирана,
К скале приросшего спиной;
Но, тверже став упорным духом,
Куда стремится он мечтой?

Людей спаяв единой волей
И для боев объединя,
Из замка он умчал Камару —
Царицу света и огня.
И для ребенка уж не ново,
Что люди стонут, жизнь кляня.

Но начинать борьбу не время —
Игрушки малому подстать;
Рученку положив на темя,
Он будет на коленях спать.

Яснеет день голубоватый
И вздохи ветра к гнездам льнут.
Петуший крик разбудит хаты,
Засуетится бедный люд.

Идут и к верстакам и к горнам,
Едва часов заслышав бой.
Отец сынишку пальцем тронул,
Не расстающимся с иглой.

Целуя нежно лоб кудрявый,
Расправит каждый волос мать;
А волосы — как-будто травы,
Что любят солнца свет впивать.

Хлеба из торни дышат паром,
А жизнь проходит с каждым днем;
И плачется народ недаром,
Нуждой подавлен и трудом.

Так терпит люд, не сознавая,
Что власть борьбою обретет,
Что вождь, светильник подымая,
На правый путь ведет народ.

Яснеет день. Заря зардела.
Над хатой — золото венца.
И нет сиянию предела,
Лучам ликующим — конца!

Как-то, с матерью играя,
Перед тем, как задремать,
Сын приник к ее коленям:
— Расскажи мне сказку, мать!

Что поют в полях свирели
Или листья тополей?
Почему пятнисты маки,
Красны лапки голубей?

Расскажи, как смелый мальчик
Стал могучим, как орел,
И, взобравшись в поднебесье,
Дружбу с солнцем он завел?..

Мама молвит: — Слушай сказку!
Хлеб в полях не уродился, Летом засуха была
И быка Никору вскоре
На мученья обрекла.

Воздух пламеннее торни,
В небе тучи ни одной;
И не падала росинка,
Чтоб поить колосья в зной.

А на треснувшие комья
Слезы лились из очей.
Небо гневалось на землю,
Как родитель на детей.

Сад умолкнул соловьиный
И от засухи увял;
Не слыхать в полях «Урмули»,
За трапезой — запевал!

А меж скал ютился в келье
Человек полуседой,
Справедливый, одинокий,
Незлобивый и простой.