Сергей Калугин - Стихи

Вьюга над сердцем моим
Словно Дух, что носился над бездною, кружится ветер
В полярной сияющей мгле

Пробираться по пояс в снегу
Под чужими и страшными звёздами
Падать и вновь подниматься —
Вот всё, что могу.

Тьма и вьюга, и слёзы из глаз
Мы идём через ночь, не надеясь достигнуть рассвета
В этих льдах за пределом широт

Нет иного рассвета, чем в нас
В нашем сердце — огонь, озаряющий стороны света.
Поднимайся, мой ангел! Вперёд!

Да, так рождаются ангелы,
Так возникают миры,
Так из пламени наших сердец
В чёрном небе полярной зимы.
Загорается новое Солнце!

И великие земли
Поднимаются из пустоты
Замерзающий рыцарь шагает вперёд из упавшего тела,
Замерзающий рыцарь смеётся!

Путь во Льдах —
Пламя изнутри,
Это Путь во Льдах
Воинства Зари.

Путь сквозь льды —
В каждом сердце пламя бьётся!
Путь сквозь льды —
Вечный путь от Сердца к Солнцу!

И день пройдёт, настанет день
И год заменит год
Дорога Ворона тебя
Однажды призовёт.

И ты оставишь свой порог
Забудешь всё, что знал
И в путь отправишься далёк,
Чтоб отыскать Кристалл.

Дорога Ворона лежит
Вдали от всех путей
По ней не ходит тот, кто жив
Для мира и людей.

Над ней не властна кривизна
Поверхности земной
Дорога Ворона ясна —
На Север! По прямой!

Туда, где Вечная гора
Касается небес,
Где фиолетова трава
И непонятен лес.

И дальше, дальше путь ведёт
К Последнему Мосту
Кто до конца его пройдёт —
Обрящет Пустоту.

И в той Великой Пустоте
Увидит он Кристалл
Что преломляет Божий Свет
Как мириад зеркал.

И разноцветные лучи
Слагаются в миры
И нет на свете ничего
Помимо той игры!

…Заворожён игрой лучей
Ты станешь наблюдать,
А Свет — Великий и Ничей
Забудешь вспоминать…

Пусть снова день меняет день
И год меняет год —
Дыханье Голубя тебя
Однажды позовёт.

И ты восстанешь, превзойдя,
И вспомнишь всё, что знал
И засмеёшься, как дитя
И разобьёшь Кристалл.

Горит огонь,
Горит огонь
До самого утра.

Я облачён
В чистейший лён
Ладонь моя чиста.

Горят дела мои, и дни
Горит вся жизнь моя
О, Адонай! О, Эллохим!
Не отвергай меня!

Рассеки
Всю мою природу
Окропи
Жертвенник у Входа
Извлеки
Сердце плотяное
И омой
Ноги мне водою!

Потряси
Грудь мою рыданьем
Вознеси
Плечи в знак избранья
Опалюсь
Пламенем Небесным
Распадусь
Пеплом — и воскресну!

…Это всесожжение, жертва, благоухание приятное Господу…

…Не видя солнца и планет,
Не зная, что творится в мире
Один как перст, в пустой квартире
Художник Массов пишет Свет…

Художник — дядька, как и все
Но искушён в Незримой Битве
В нём самодвижная молитва
Стучит, как белка в колесе.

Он пишет ночью, пишет днём
Он пишет темперой и мелом
Он пишет Белое на Белом —
И Божий свет струится в нём!

Заря окутывает дом
Своей багряною порфирой
Художник Массов за кефиром
Грядёт в соседний «Гастроном».

И вновь спешит вернуться в клеть,
Что шире неба и вселенной,
Чтоб Свет Предмирный, Свет Нетленный
О холст презренный опереть!

…Тому назад пятнадцать лет
Я плакал предрассветной ранью
И всё твердил, как оправданье:
«Художник Массов — пишет Свет».

Луна была без облаков,
Ока мерцала.
И влага пойменных лугов
К реке стекала.
Земля вздыхала в глубине,
Поила травы.
Все было подлинным во мне —
Так странно, право.
Я был счастливо одинок,
Я брел без цели,
Костра далекий огонек
Светился еле.
Лежали в сумке хлеб ржаной
И томик Фроста.
Кружилось небо надо мной,
И плыли звезды.

Господь! Сколь безнадежны все попытки
Из Глубины приблизиться к Тебе.
Средь многих прав, лишь право на ошибку
Моей судьбой оправдано вполне.
Как мотылек, что прянул, опаленный,
Из пламени в сгустившуюся тьму —
Так я бежал когда-то, ослепленный,
От следования Слову Твоему.
И мир померк, и духу стало тесно,
И Бездна отворилась предо мной,
Но верил я, что и для падших в Бездну
Ты, недвижим, пребудешь за спиной.
Когда же Страж на дверь обрушил молот,
Закрыв мне отступ к Свету бытия,
Я оглянулся, сердцем чуя холод,
И вот, мой Бог, здесь не было Тебя.
Так смерть опережает Смерть Вторая
И делает бессмысленной канву.
С тех пор я слышу — и не постигаю,
С тех пор живу — как будто не живу.
Лишь память, ненадежная обитель,
Хранит залог надежды неземной.
Я жду — разбивши ковы, Искупитель
От Крестной Жертвы явится за мной.

Веретеницей в поле петляет поземка,
Теребя хворостинки, пронзившие наст,
След полозьев синеет бессильно и тонко,
И у дальнего стога уходит из глаз.

Сосны ловят звезду в узловатые руки,
Опускаются стылые сны декабря,
И над белым безмолвием — долгие звуки,
Растворенного в сумерках монастыря.

Городами призрачно-туманными
На заре несбывшегося дня
Мы бредем как тени безымянные,
Отблески, лишенные огня.

Бытие прозрачно и безоблачно,
Но неясно в сути и делах,
И печаль нерастворенной горечи
Светится на пальцах и устах.

Ткани обескровлены желанием,
Неподвластным сердцу и уму,
Мы бредем, разменивая знание
На тропу, ведущую к Нему…

Когда пронзит пылающий вопрос,
И разум прянет к темному пределу,
Когда больной душевный перекос
Жгутом рыданья перехватит тело,

Я знаю путь, который не во вред,
Я знаю средство поборать сомненья,
Я прохожу за поволоку лет
В четвертый год от моего рожденья,

Здесь травы клонятся под тяжестью стрекоз,
И смолы внемлют времени и лени,
И блики дня сквозь кружево берез
Чуть наискось ложатся на колени.

Здесь мхи укрыли тайну корневищ,
Чей мир белес, чьи спутаны истоки.
Здесь шмель упорно силится достичь
Глубин цветка, где каплевидны соки.