Александр Яшин - Город гнева

Слушай, боец! Говорит страна!

Фашиста держи на мушке

И слушай.

Пусть западет в солдатскую душу

Все, что скажет тебе она.

Пусты бывали у нас закрома,

Давила нас белая кость — господа,

Мы им воздвигали дворцы, терема,

Свои соломой крыли дома,

Собак не кормили,

Но и тогда

Деревни свои, леса, берега,

Любой уголок родимой земли,

Душистого сена степные стога

И даже архангельские снега

От чужеземца-врага берегли.

А нынче, поправ былое житье,

Мы сами решали судьбу свою,

Везде находили родную семью.

Земля, ее слава,

Богатства ее —

Все стало втрикрат родное,

Свое,

И есть нам за что умирать в бою.

Мы не мешали жить никому,

Мы сами только учились жить,

Себя уважать,

За друга тужить,

В своей Отчизне, в своем дому

Учились большому делу служить.

И как бы мы научились жить,

Ковать во всю мощь,

Дышать во всю грудь!..

Людей отучили мы спины гнуть,

Мы сделали все, чтоб рабами не быть,—

Нас Ленин наставил на этот путь.

И нас никому с него не свернуть.

Волжанин! До Волги пробился враг.

Твой хлеб не сжат, твой город

сожжен.

Бей фашиста, чтоб света не взвидел он.

Руби его шашкой, донской казак.

На Волге-реке отомсти за Дон.

Пусть смоет она фашистов волной,

Пусть, гневная, выйдет из берегов,

Пусть смертью покроет наших

врагов,

Чтоб больше они не ходили с войной.

Пусть станет Волга гранитной

стеной,

Прославив Россию на веки веков.

Еще чадил разбитый город,

Багровым пологом накрыт,

А люди средь гранитных плит,

Среди деревьев и заборов

Уже устраивали быт.

Из щелей выползали дети,

В садах белели тут и там

Пеленки мокрые, как сети,

Раскинутые по кустам.

На табуретке у калитки

Осиротевший старичок

Свои немудрые пожитки

В железный прятал сундучок.

Спеша закончить до бомбежки,

Вся до бровей в муке, бела,

У обгоревшего ствола

Месила женщина лепешки

И тут же на костра пекла.

Русские люди в военные дни

Богатырям былинным сродни,

В крепости бесподобны.

Вновь показали миру они —

На что способны.

Вечером двадцать четвертого,

Утром

И в середине дня,

Жаром тревоги распертого,

В вихрях зелени и огня,

Борясь с тоской и обидой,

Впадая порой в забытье,

В отчаянной коловерти

Я видел само бессмертье,

Я русскую девушку видел,

Я счастлив, что видел ее.

В городе мирная жизнь умерла

С этого — в рамке кровавой — числа.

Кой-где еще на бульварах,

На улицах узких и длинных

И там, где одни руины,

Валялись узлы, самовары,

Простыни и перины.

Из пламени возрождаясь,

Вставал военный город

И жить начинал, сражаясь,

В гуле воздушных моторов,

Бессонный,

Неугомонный,

Подтянутый, деловитый

А в садике изрытом

Возник КП обороны,

В бетон глубоко укрытый:

Порох в гильзе патронной.

Группами и в одиночку,

Днем, когда тихо,

И ночью

В этот зеленый сад

К партийному обкому

С тракторного,

С «Баррикад»

Работницы шли и рабочие,

Сражавшиеся за Царицын.

Опять вставали стеной,

Чтоб снова насмерть биться

За город родной.

Достали со дна чемоданов

Старые гимнастерки,

Надели ремни и наганы,

Горстями солдатской махорки

Заполнили карманы.

Оглядываясь на пожары,

Голову чуть склоня,

Девушка шла впереди меня.

Дымились вокруг тротуары,

Ей внове была война,

Она хотела уйти от огня:

Девушка она.

В руках чемодан маленький,

В ремнях одеяло и валенки.

Не в меру тепло одета,

Чтобы побольше взять:

Платьев на ней штук пять

И шуба поверх жакета.

Она пробиралась на Волгу,

Чтоб перейти реку,

В щелях лежала подолгу,

Ползла, таща кошелку

С продуктами по песку.

Но вышла на берег и вздрогнула,

Глянула из-под руки,

С ужасом лоб потрогала:

Не было реки.

Стоном строку эту выстони

Помню девичий взгляд:

Раненые на пристани,

А пристани горят.

Дерево располыхалось,

Нефть по воде плыла.

Даже вода, казалось,

Вся в огне была.

К берегу, к причалу

Катеру не подойти.

Волны огонь качали,

Раненые кричали,

Но их нельзя спасти.

Девушка смотрит с ужасом:

Вот она — война!

Вынести — хватит ли мужества —

Девушка она.

Бросилась к одному

В черном низком дыму,

Вытащила из пламени,

Лицо отерла ему.

Бросилась к другому,

Снесла к кирпичному дому.

Чтобы жара не палила —

Пальто своим накрыла.

Третий, полураздетый,

Лежал в крови головой.

Платком своим и жакетом

Укутала его.

Не помнила, как раздала

Все, что с собой взяла.

Но стали рваться снаряды

В вагонах и на пути.

Сердце кричит: — Отомсти!..

Много ли девушке надо?

Она под осколочным градом

Решила отойти.

Нет, не за Волгу, — в город,

В город,

Назад,

В дым.

Надвое мир расколот,

Немцы бьют без разбора.

Где надо быть молодым?

Надо быть на войне,

В схватке,

В дыму,

В огне.

Девушка с чемоданом

Вышла на бугорок.

Было уже не рано,

Сумрак за Волгу лег.

Если б кто пролил слезы —

Сама бы она уняла.

Просто, легко, без позы

Выпрямилась

И пошла.

Только строга была,

Да чуть бледна была,

Да выше, чем обычно,

Голову несла.

Да раз шагнув вперед,

Уже не глядела назад.

Резко очерченный рот.

Иссиня черный взгляд.

Нигде.

Никогда.

Не забыть,

Даже у гибели на краю,

Как девушка эта шла,

Как вскинула,

Подняла

Голову свою —

Мне никогда не забыть.

Так люди идут победить

Иль умереть в бою.

И если фашисты меня возьмут

Раненым на краю села

И на расстрел меня поведут —

Я вспомню, как она шла.

По твердости, по повадке,

По смелости в бою,

По выправке в строю

Я в ней узнал ленинградку —

Сестру родную мою.

По складке между бровей,

По ненависти к врагу