Александр Яшин - «Открывать здесь!»

В журнале «Наука и жизнь» Ольга Сергеевна читала статью «Табаку предъявлены новые обвинения» и старательно отчеркивала особо важные места, которые надо было показать мужу.

Она подчеркнула:

«Несколько месяцев назад специальная комиссия, в течение двух лет работавшая по заданию Министерства здравоохранения США, опубликовала большой и подробный отчет о действии табака. Этот категоричный доклад призывал правительство срочно предупредить об опасности семьдесят девять миллионов американских курильщиков… На этот раз положение становится драматичным. Это уже не обычные обвинения, которые известны с давних пор, а раскрытие совершенно неожиданных свойств табачного дыма… Всю свою жизнь, заявили американские ученые, мы взрываем в наших квартирах, автомобилях и бюро смертоносные „полониевые бомбы“. Присутствие в табачном дыме радиоактивного элемента полония отодвигает на задний план никотин и бензопирен…»

— В автомобилях… в бюро!.. — повторила вслух Ольга Сергеевна. — Если б они видели, что делается в наших редакциях, в комнате моего муженька! — и продолжала отчеркивать дальше.

«…Фильтр сигареты не может задержать атомы полония. Это же можно сказать и об атомах свинца и висмута… Главная опасность заключается в радиоактивности табачного дыма… Рак легких и других органов… язва желудка, цирроз печени, коронарные заболевания… Уровень смертности курильщиков на сто двадцать процентов выше, чем у некурящих…»

— Напугаешь их уровнем смертности, как же!.. А то, что вся жизнь уродуется — это не главная опасность? Вот накопление радиоактивности в организме, — может быть, это подействует?..

Приступ долгого удушливого кашля, вначале беззвучного, заставил Игната Александровича поспешно наклониться над мусорной корзиной, и это было последнее, что он смог потом вспомнить.

Из трудного забытья он возвращался, как с того света. Первое ощущение, что рывками отрывает голову от пола и никак не может оторвать.

— Отец! Что с тобой, отец? — слышались откуда-то издалека встревоженные голоса жены и дочери.

А они вовсе недалеко, они — рядом. Вот они неловко подхватывают его под руки и стараются поднять с пола. И он уже видит под собой планки паркета, сбоку угол письменного стола и наконец встает на четвереньки.

— Что с тобой, отец?

— А?.. Что?.. — спрашивает он и удивленно озирается. Голова тяжелая, сердце колотится — то в груди, то где-то под лопаткой, то в висках.

— Ты опять потерял сознание?

— Да… Потемнело в глазах, — говорит он и садится в кресло прямо на рассыпанные окурки. Брюки его в табачном пепле.

На столе опрокинута пепельница. Окурки валяются и на рукописях, и на полу, у ног. Несколько рукописных листков тоже на полу.

— Господи ты боже мой! — всхлипывает жена. — Неужели не можешь писать и не курить?

— Не могу! — отвечает он. — А что?

Жена, Ольга Сергеевна, еще бледная от испуга, растерянно смотрит то на него, то на дочь Наташу, словно просит у нее поддержки: «Ну, скажи хоть ты что-нибудь, может, он тебя послушает!..»

Но дочь не знает, что надо говорить, и молча, тоже с недоумением и тревогой смотрит на родителей.

Она студентка. Почти все ребята, ее однокурсники, курят, и каждый мечтает когда-нибудь бросить курить, а никто не бросает. Всю жизнь мечтает бросить курить и ее отец. Она не помнит дня, когда бы он не проклинал своей страшной привычки и заодно всех, кто ее завел, и заодно всю табачную промышленность на свете… Каких только клятв не давал он, каких богов не призывал на помощь, каких противоядий не принимал — все понапрасну. Что там боги! Даже гипнотизеры не помогли ему. Разве она может помочь? Нет у нее таких слов. И у матери нет. С каждым годом отец кашляет все чаще, все надрывнее. Давно не существуют для него запахи цветов, сена, леса. Почти каждая перемена погоды укладывает его в постель. Обкуриваясь, он теряет аппетит, желтеет, страдает бессонницей.

— У тебя кровь! — говорит наконец Наташа, заметив на отцовской скуле около уха свежую ссадину и ясно проступивший синяк на лбу. — Я сейчас принесу йоду.

Игнат Александрович ощупывает свое лицо, смотрит на пальцы — да, они в крови! — трет наморщенный лоб, залысины на лбу и соглашается:

— Да, больно!

Жена дрожащей рукой набирает из флакона пипетку сердечных капель и подает ему в стакане с водой.

— Выпей!

Он пьет, не возражая.

— Пересядь на диван, если можешь, — просит она, — я приберусь.

Игнат Александрович осторожно поднимается с кресла и, почти не разгибаясь, переходит на диван.

Жена собирает с полу исчерканные вкривь и вкось бумажные листки, складывает в пепельницу окурки, широкой ладонью сметает со стола в мусорную корзину табачный пепел, жженые спички.

— Как же мы дальше-то жить будем, батько, батько? — жалостливо упрекает она его.

Из кухни возвращается Наташа со стеклянной лопаточкой, на кончике которой вата, смоченная в йоде, подходит к отцу и вскрикивает:

— Ты горишь, папа! — и бросается тушить тлеющий на нем рукав пиджака.

Когда волнения улеглись, Игнат Александрович снова усаживается за письменный стол, ставит пепельницу слева от себя и рука его привычно тянется за сигаретой.

Но мать и дочь не уходят из кабинета. Переглянувшись, они опускаются на диван, ждут чего-то. Мать поправляет седые волосы, дочь — высокая, черноглазая, в легком шелковом платье — напряженно выпрямляется.

Игнат Александрович щелкает зажигалкой, закуривает и опускает глаза к бумаге. Дым обволакивает его лицо.

— Я для тебя интересную статью нашла, — говорит Ольга Сергеевна и протягивает ему раскрытый журнал.

— Это я уже читал, — говорит он, мельком взглянув на страницу. — Вы уж извините, я скоро кончу, тогда и перестану курить. Откройте форточку!

— Папа! — говорит дочь. — Скоро праздник…

— Да, скоро праздник, вот именно. До праздника-то я и хочу успеть.

— Сделай мне подарок к празднику, папа!

— Почему тебе одной?

— И тебе самому подарок, папа.

— Ну, ну?

— Брось курить совсем! Попробуй!

Игнат Александрович откладывает ручку в сторону и, глубоко затянувшись, смеется. Дым толчками выходит из его рта.

— Ах вот ты о чем! Чего ж пробовать, надо бросать сразу, раз и навсегда. Я сам давно этого хочу.

— Брось, папа! — умоляюще повторяет дочь.

— Конечно, брошу, иного выхода нет. Но для этого нужно морально подготовиться, чтобы не перестать писать.

— Разве ты еще не убежден, что надо бросить курить?

— Убежден. А бросить не могу.

— Значит, характера не хватает?

Игнат Александрович решает отшутиться:

— И характера хватает. Если хочешь знать, у меня железный характер: давно все врачи говорят — пора бросить курить, сам вижу, что пора, а все-таки не бросаю. Это ли не характер? — Потом он добавляет: — У Черномора вся сила была в бороде, у меня — в сигаретах. Я могу не курить, пока не сижу за столом. Месяц, два, три, полгода, наконец. Но сколько же можно бездельничать… Ладно, оставьте меня!.. — заключает он.