Александр Полежаев - Стихотворения

Погребальная доска.

Вздох волшебный сладострастья

С стоном девы пролетел,

И в груди за призрак счастья

Смертный хлад запечатлел.

Уж давно огонь объятий

На злодее не горит,

Но над ним, как звук проклятий,

Этот стон ночной гремит.

О, исчезни, стон укорный,

И замри, как замер ты

На устах красы упорной

Под покровом темноты!

<1832>

III

Одел станицу мрак глубокой...

Но я казачкой осужден

Увидеть снова прежний сон

На ложе скуки одинокой.

И знаю я, приснится он,

На горе деве непреклонной!

Приснится завтра ей, не сонной,

Коварный сон, мятежный сон.

Моей любви нетерпеливость

Утушит детскую боязнь,

Узнает счастие и казнь

Ее упорная стыдливость.

Станицу скроет темнота,

Но уж не мне во мраке ночи,

А ей предстанет перед очи

Неотразимая мечта.

И юных персей трепетанье,

И ропот уст, и жар ланит

Все сладко, сладко наградит

Меня за тайное страданье.

<1832>

МЕРТВАЯ ГОЛОВА

Из-за черных облаков

Блещет месяц в вышине,

Видны в стане казаков

Десять копий при луне.

Отчего ж она темна,

Что не светится она,

Сталь десятого копья?

Что за призрак вижу я

При обманчивой луне

На таинственном копье?

О, не призрак - наяву

Вижу вражеский укор

Безобразную главу

Сына брани, сына гор.

Вечный сон - ее удел

На отеческих полях;

На убийственных мечах

Он к ней рано прилетел.

Пять ударов острия

Твердый череп разнесли;

Муку смерти затая,

Очи кровью затекли.

Силу дивную бойца

Злобный гений превозмог,

Труп холодный мертвеца

В землю с честию не лег.

И глава его темнит

Сталь десятого копья,

И душа его парит

К новой сфере бытия...

<1832>

* * *

Бесценный друг счастливых дней,

Вина святого упованья

Души измученной моей

Под игом грусти и страданья.

Мой верный друг, мой нежный брат,

По силе тайного влеченья

Кого со мной не разлучат

Времен и мест сопротивленья.

Кто для меня и был и есть

Один и все, кому до гроба

Не очернят меня ни лесть,

Ни зависть черная, ни злоба;

Кто овладел, как чародей,

Моим умом, моею думой,

Кем снова ожил для людей

Страдалец мрачный и угрюмый,

Бесценный друг, прими плоды

Моих задумчивых мечтаний,

Минутной резвости следы

И цепь печальных вспоминаний!

Ты не найдешь в моих стихах

Волшебных звуков песнопенья:

Они родятся на устах

Певцов любви и наслажденья...

Уже давно чуждаюсь я

Их благодатного привета,

Давно в стихии шумной света

Не вижу радостного дня...

Пою, рассеянный, унылый,

В степях далекой стороны

И пробуждаю над могилой

Давно утраченные сны...

Одну тоску о невозвратном,

Гонимый лютою судьбой,

В движеньи грустном и приятном,

Я изливаю пред тобой!

Но ты, понявши тайну друга,

Оценишь сердце выше слов

И не сменишь моих стихов

Стихами резвыми досуга

Других счастливейших певцов.

7 февраля 1832

Крепость Грозная

ФЕДОРУ АЛЕКСЕЕВИЧУ КОНИ

Was sein soil - muss geschehen!

[Чему быть - тому не миновать! (нем.). - Ред.]

Я не скажу тебе, поэт,

Что греет грудь мою так живо,

И не открою сердца, - нет!

И поэтически, игриво

Я гармоническим стихом,

В томленьи чувств перегорая,

Не выскажу тебе о том,

Чем дышит грудь полуживая,

Чем движет мыслию во мне,

Как глас судьбины, глас пророка

И часто, часто в тишине

Огнем пылающего ока

Так и горит передо мной!

О, как мне жизнь тогда светлеет!

Мной все забыто - и покой

В прохладе чувств меня лелеет.

За этот мир я б все отдал,

За этот миг я бы не взял

И гурий неги Гаафица

Он мне нужнее, чем денница,

Чем для рожденного птенца

Млеко родимого сосца!

Так... Не испытывай напрасно,

Поэт, волнения души

И искры счастия прекрасной

В ее начале не туши!

Она угаснет - и за нею

Мои глаза закрою я,

Но за могилою моею

Еще услышишь ты меня.

Лишь с гневом яростного мщенья

Она далеко перейдет,

А все врага найдет

В веках, грядущих поколеньях!

19 февраля 1832

ЦЫГАНКА

Кто идет перед толпою

По широкой площади

С загорелой красотою

На щеках и на груди?

Под разодранным покровом

Проницательна, черна,

Кто в величии суровом

Эта дивная жена?..

Вьются локоны небрежно

По нагим ее плечам,

Искры наглости мятежно

Разбежались по очам,

И, страшней ударов сечи,

Как гремучая река,

Льются сладостные речи

У бесстыдной с языка.

Узнаю тебя, вакханка

Незабвенной старины:

Ты коварная цыганка,

Дочь свободы и весны!

Под узлами бедной шали

Ты не скроешь от меня

Ненавистницу печали,

Друга радостного дня!

Ты знакома вдохновенью

Поэтической мечты,

Ты дарила наслажденью

Африканские цветы!

Ах, я помню... Но ужасно

Вспоминать лукавый сон;

Фараонка, не напрасно

Тяготит мне душу он!

Пронеслась с годами сила,

Я увял, - и наяву

Мне рука твоя вручила

Приворотную траву...

<1833>

РАСКАЯНИЕ

Я согрешил против рассудка,

Его на миг я разлюбил:

Тебе, степная незабудка,

Его я с честью подарил.

Я променял святую совесть

На мщенье буйного глупца,

И отвратительная повесть

Гласит безумие певца.

Я согрешил против условий

Души и славы молодой,

Которых демон празднословии

Теперь освищет с клеветой.

Кинжал коварный сожаленья,

Притворной дружбы и любви

Теперь потонет без сомненья

В моей бунтующей крови.

Толпа знакомцев вероломных,

Их шумный смех, и строгий взор

Мужей значительно безмолвных,

И ропот дев неблагосклонных

Всё мне и казнь и приговор!

Как чад неистовый похмелья,

Ты отлетела наконец,

Минута злобного веселья!

Проснись, задумчивый певец!

Где гармоническая лира,

Где барда юного венок?

Ужель повергнул их порок

К ногам ничтожного кумира?

Ужель бездушный идеал

Неотразимого разврата

Тебя, как жертву каземата,

Рукой поносной оковал?

О нет!.. Свершилось!.. Жар мятежный

Остыл на пасмурном челе...

Как сын земли, я дань земле

Принес чредою неизбежной:

Узнал бесславие, позор

Под маской дикого невежды,

Но пред лицом Кавказских гор

Я рву нечистые одежды!

Подобный гордостью горам,

Заметным в безднах и лазури,

Я воспарю, как фимиам

С цветов пустынных к небесам,

Я передам моим струнам

И рев и вой минувшей бури.

<1833>

АХАЛУК

Ахалук мой, ахалук,

Ахалук демикотонный,

Ты работа нежных рук

Азиатки благосклонной!

Ты родился под иглой

Атагинки чернобровой,

После робости суровой

И любви во тьме ночной.

Ты не пышной пестротою,

Цветом гордых узденей,

Но смиренной простотою,