Наум Коржавин - Приобщение

Роса густа, а роща зелена,
И воздух чист, лишь терпко пахнет хвоя…
Но между ними и тобой — стена.
И ты уже навек за той стеною.

Как будто трудно руку протянуть,
Всё ощутить, проснуться, как от встряски…
Но это зря — распалась жизни суть,
А если так, то чем помогут краски?

Зачем в листве искать разводья жил
И на заре бродить в сыром тумане…
Распалось всё, чем ты дышал и жил,
А эта малость стоит ли вниманья.

И равнодушьем обступает тьма.
Стой! Встрепенись! Забудь о всех потерях,
Ведь эта малость — это жизнь сама,
Её начало и последний берег.

Тут можно стать, весенний воздух пить,
И, как впервые, с лесом повстречаться…
А остального может и не быть,
Всё остальное может здесь начаться.

Так не тверди: не в силах, не могу!
Войди во всё, пойми, что это чудо,
И задержись на этом берегу!..
И, может, ты назад пойдешь отсюда.

Старинная песня.
Ей тысяча лет:
Он любит её,
А она его — нет.

Столетья сменяются,
Вьюги метут,
Различными думами
Люди живут.

Но так же упорно
Во все времена
Его почему-то
Не любит она.

А он — и страдает,
И очень влюблён…
Но только, позвольте,
Да кто ж это — он?

Кто? — Может быть, рыцарь,
А, может, поэт,
Но факт, что она
Его счастье и свет.

Что в ней он нашёл
Озаренье свое,
Что страшно остаться
Ему без неё.

Но сделать не может
Он здесь ничего…
Кто ж это она,
Что не любит его?

Она? — Совершенство.
К тому же она
Его на земле
Понимает одна.

Она всех других
И нежней и умней.
А он лучше всех
Это чувствует в ней…

Но всё-таки, всё-таки
Тысячу лет
Он любит её,
А она его — нет.

И всё ж ей по сердцу
Больше другой —
Не столь одержимый,
Но всё ж неплохой.

Хоть этот намного
Скучнее того
(Коль древняя песня
Не лжёт про него).

Но песня всё так же
Звучит и сейчас,
А я ведь о песне
Веду свой рассказ.

Признаться, я толком
И сам не пойму:
Ей по сердцу больше другой.
Почему?

Так глупо
Зачем выбирает она?
А может, не скука
Ей вовсе страшна?

А просто как люди
Ей хочется жить…
И холодно ей
Озареньем служить.

Быть может… Не знаю.
Ведь я же не бог.
Но в песне об этом
Ни слова. Молчок.

А может, и рыцарь
Вздыхать устаёт.
И сам наконец
От неё отстаёт:

И тоже становится
Этим другим —
Не столь одержимым,
Но всё ж неплохим.

И слышит в награду
Покорное: «да»…
Не знаю. Про то
Не поют никогда.

Не знаю, как в песне,
А в жизни земной
И то и другое
Случалось со мной.

Так что ж мне обидно,
Что тысячу лет
Он любит её,
А она его — нет?

Я — обманутый в светлой надежде,
Я — лишенный Судьбы и души —
Только раз я восстал в Будапеште
Против наглости, гнета и лжи.

Только раз я простое значенье
Громких фраз — ощутил наяву.
Но потом потерпел пораженье
И померк. И с тех пор — не живу.

Грубой силой — под стоны и ропот —
Я убит на глазах у людей.
И усталая совесть Европы
Примирилась со смертью моей.

Только глупость, тоска и железо…
Память — стёрта. Нет больше надежд.
Я и сам никуда уж не лезу…
Но не предал я свой Будапешт.

Там однажды над страшною силой
Я поднялся — ей был несродни.
Там и пал я… Хоть жил я в России. —
Где поныне влачу свои дни.

Я пью за свою Россию,
С простыми людьми я пью.
Они ничего не знают
Про страшную жизнь мою.
Про то, что рождён на гибель
Каждый мой лучший стих…
Они ничего не знают,
А эти стихи для них.

Пусть рвутся связи, меркнет свет,
Но подрастают в семьях дети…
Есть в мире Бог иль Бога нет,
А им придётся жить на свете.

Есть в мире Бог иль нет Его,
Но час пробьет. И станет нужно
С людьми почувствовать родство,
Заполнить дни враждой и дружбой.

Но древний смысл того родства
В них будет брезжить слишком глухо —
Ведь мы бессвязные слова
Им оставляем вместо духа.

Слова трусливой суеты,
Нас утешавшие когда-то,
Недостоверность пустоты,
Где зыбки все координаты…

…Им всё равно придётся жить:
Ведь не уйти обратно в детство,
Ведь жизнь нельзя остановить,
Чтоб в ней спокойно оглядеться.

И будет участь их тяжка,
Времён прервется связь живая,
И одиночества тоска
Обступит их, не отставая.

Мы не придем на помощь к ним
В борьбе с бессмыслицей и грязью.
И будет трудно им одним
Найти потерянные связи.

Так будь самим собой, поэт,
Твой дар и подвиг — воплощенье.
Ведь даже горечь — это свет,
И связь вещей, и их значенье.

Держись призванья своего!
Ты загнан сам, но ты в ответе:
Есть в мире Бог иль нет Его —
Но подрастают в семьях дети.

Он комиссаром быть рождён.
И, облечён разумной властью,
Людские толпы гнал бы он
К непонятому ими счастью.
Но получилось всё не так:
Иная жизнь, иные нормы…
И комиссарит он в стихах —
Над содержанием и формой.

Не знал я горя и печали,
Когда не раз, не два, не пять
Твердил о том,
чего не знали,
Но были рады осознать.

И обрастал я тесным кругом
Друзей… Был полон свежих сил.
Желанным гостем, лучшим другом
Почти для всех тогда я был.

И жил с простым и ясным чувством.
Всегда был к месту каждый жест:
Знать назначение искусства —
Не нарушать обмен веществ…

…А нынче глохнут ощущенья,
Меж мной и словом сотни стен —
Знать, я иному назначенью
Служу, —
нарушив тот обмен.

Служу!
И люди воровато
Меня обходят за версту.
И тесный круг, что был когда-то,
Вдруг превратился в пустоту.

Но словно суть моя — иная,
Теперь я
каждый раз опять
Твержу о том, что сами знают.
Но что боятся осознать.