Виталий Коржиков - Морской сундучок

В зоопарке мы кормили слониху и слонёнка, угощали ветками пятнистого жирафа. Вместе с ребятами и матросами слушали щёлканье попугаев и крики мартышек.

Я направился было к сердитому бенгальскому тигру, но Григорий потянул меня к просторному вольеру.

Там стояла толпа матросов, толкались дети, а за глубоким рвом по цементной площадке ходил могучий коричневый орангутанг. Он медленно двигал сильными плечами и весело поглядывал на людей.

Все смотрели на него, но мне показалось, что ещё внимательнее изучал людей он. Да так оно и было на самом деле. Орангутанг переводил взгляд с одного человека на другого, словно оценивал, кто чего стоит.

Вот он посмотрел на рыжего матроса и — честное слово! — усмехнулся. Вот поглядел на самодовольного чиновника, и в глазах у него запрыгали искорки: «Ну и образина!» А потом смотрел исподлобья так зло и насмешливо, словно думал: «И чего вы на меня смотрите? На себя лучше поглядите!»

Он лёг, сложил перед собой руки и упёрся в них подбородком, будто приготовился к приёму надоевших бестолковых посетителей. А глаза его говорили: «Я-то ведь знаю о вас всё! Насквозь вас вижу».

Кто-то бросил в него скомканной газетой. Орангутанг с грустью и сожалением посмотрел на толпу, с достоинством взял газету, разгладил и стал водить по строчкам глазами. Будто читал!

Я достал из кармана фотоаппарат и хотел было щёлкнуть, но орангутанг закрылся газетой. Я опустил камеру. Орангутанг тоже опустил газету и усмехнулся…

Я снова вскинул аппарат, но орангутанг, будто играя, закрылся снова.

Так я его и сфотографировал…

Я всё никак не мог отойти от решётки, но Григорий взял меня за руку: пора, — и мы поехали к посольству.

Григорий принёс газеты. Я прижал их к себе: свои, родные! В Москве напечатали!

И мы поехали к судну.

Уже наступил вечер. Захлопотали в небе рекламы. Возле маленьких баров женщины вращались в незнакомых танцах, зазывали посетителей. Неоновым светом наполнялись магазины, и, сидя прямо на тротуарах, детвора смотрела через витрины телевизионные передачи.

— Да, а я-то думал — вся столица в джунглях, — сказал я ещё раз.

— В джунглях тоже есть, — сказал Григорий. — Только древняя. Там много раз отбивали нашествия врагов — сражались в строю, дрались на боевых слонах. Но лет двести назад враги всё разрушили. Сады, храмы, дворцы — всё сгорело! Но и развалины потрясающие… А статуи там какие! Кобр — тьма. Можно съездить. — Григорий посмотрел на меня. — Завтра у меня выходной. Едем в Аютию?

— Ещё бы! — сказал я. — Ещё бы! Какой разговор?

Ночью опять была моя вахта. Я проверял боцманские замки, вслушивался в шорохи, в плеск реки, а сам всё нет-нет да и поглядывал на джунгли, откуда вылетали летучие мыши, раздавались крики.

Где-то там, за дикими лианами, среди бамбука и невиданных деревьев, спала вечным сном древняя столица Аютия…

А утром за завтраком Иван Савельевич спросил:

— Куда собрался?

Я объяснил.

— Хорошо, конечно, но не выйдет, — сказал капитан.

— Почему?!

— Нельзя. Вдруг уйдём. Выгрузку-то скоро кончают. А вот посмотреть на тайский бокс успеем. Гладь брючата!

Я огорчился: какой бокс! Я хочу в древнюю столицу, где по статуям прыгают обезьяны, ползают кобры…

Но ничего не поделаешь! Да ведь и бокс не просто бокс, а тайский!

На палубе невысокий лысоватый малаец, торговый агент, уже прогуливался с билетами.

В центре города у серого здания под громадной афишей сновали десятки людей, от сигарет висело табачное облако. Люди ждали бокса. Мы вошли в помещение.

В тёмном зале после жары было холодно и мрачно. Клубы дыма носились из угла в угол. На трибунах не сидели, а стояли, пили из бутылок, кричали. А возле самого ринга выстроились ряды стульев.

— У нас первый ряд, — показал агент.

Поодаль от нас сидели американские офицеры. Они курили. Я спросил:

— Разве здесь курят? Разве можно?

Агент повёл бровями: «А что?» И, положив ногу на ногу, закурил сам.

Но вот заиграла музыка, раздался крик, аплодисменты, и на арену выбежали два молодых крепких парня. Оба они были в одинаковых трусах и босиком.

Они поклонились друг другу, разошлись по углам и стали как-то странно подпрыгивать, кланяться.

Я посмотрел на капитана.

— Это они исполняют танец в честь духов борьбы, просят победы, — объяснил Иван Савельевич. — Сейчас будут кланяться ещё сильней.

Тут действительно один из боксёров сложил ладони и, став на колено, начал бить поклоны.

За ним и другой в другом углу повторил те же движения, что-то шепча, словно с кем-то разговаривая и о чём-то умоляя.

Наконец на руки им повязали матерчатые мешочки, ударил гонг, и боксёры стали подступать друг к другу.

Один, стройный, тонкий, сделал несколько лёгких шагов, а второй, пониже, коренастый, вдруг нагнул голову и бросился на противника, словно не в бой, а в драку.

Первый отразил удар и сам нанёс удар сверху. Коренастый зло сверкнул глазами, размахнулся ещё раз. Но и этот удар был отбит спокойно.

В зале захлопали в ладоши.

И вдруг коренастый, сжавшись в клубок, подпрыгнул и с размаху ударил противника ногой в челюсть!

Я вскочил. Сзади закричали.

— Хорошо, — сказал агент.

— Да как же хорошо? Ногой!

— Тайский бокс, — невозмутимо ответил агент.

— Да ведь можно убить!

— Бывает. — Агент выпустил колечко дыма. — Но ведь победитель получает пять тысяч батов!

На лице высокого боксёра появилась красная полоса. Парень словно и не замечал этого. Он продолжал бокс без капли злобы, спокойно и красиво.

Он тоже взмахнул ногой, но сделал это так, словно танцор на балетной сцене. Противник отлетел в сторону.

Шатаясь, он поднялся, наклонил голову и пошёл вперёд, уже растравленный злостью. Но первый опять легко скользнул в сторону, и его враг проскочил мимо…

Вокруг одобрительно зашумели.

— Молодец! — сказал капитан.

Мне он тоже понравился. Ни злобы, ни ненависти. Настоящий спортсмен. Благородно ведёт бой!

И когда через восемь раундов судья поднял вверх его руку, мы зааплодировали.

В зале снова плавали клубы дыма, за парой сменялась пара. И кого-то к концу поединка уводили с ринга под руку.

Но вот на помост вышли два мальчика.

Я повернулся к агенту:

— Что, и они будут драться?

— Конечно, — сказал он и достал новую сигарету.

Я обвёл глазами зал и увидел, что вокруг немало мальчишек. Теперь они пробирались к рингу и изо всех сил кричали, подзадоривая своих дружков. Мальчики на ринге тоже совершили танец, пожали друг другу руки. Улыбнулись и стали приплясывать на месте. Им совсем не хотелось драться.