Виталий Коржиков - Морской сундучок

«Наверное, они не станут бить друг друга, а просто будут показывать своё умение…» — решил я.

Но с трибун кричали всё сильней.

Один из противников не выдержал, задел другого, второй ответил ударом…

Мальчики уже били друг друга со злобой и яростью. Оба они были одного роста, но один тоньше и, чувствовалось, слабее. Второй, скуластый, мускулистый, нанёс несколько ударов. Потом развернулся и ударил товарища ногой.

Нужно было отступить, отойти, но гордость не позволяла.

Все кричали, винтом кружился дым. Зрители требовали боя.

И вдруг мальчишка вскинулся, упал и замер на помосте.

К нему подбежали судьи. Из боковой двери показался человек в белом халате. Но судья наклонился над мальчиком и сделал знак рукой: всё в порядке.

Я встал. Больше смотреть на этот бокс я не мог. Агент улыбался. Капитан вздохнул:

— Всё это деньги. Жестокий хлеб. Но на эти пять тысяч он сможет надолго обеспечить семью…

А я представил себе маленького Тау и расстроился. Зря я мальчонке не вынес хорошего мыла!

Днём мы работали, а по вечерам ждали сообщений из дому. Но точки и тире летели всё мимо моей каюты.

Однажды я поднялся на мостик. Открыл дверь, занёс ногу и шагнул не на палубу, а прямо в звёзды.

Из-за горизонта поднимался Южный Крест. Над мачтой разгорался Скорпион… А возле звёзд, у борта, опять торчали три головы. Опять дружки собрались. Веня был на вахте, Коля-артековец оторвался от грузовых бумаг, вышел подышать, а Митя отстучал все радиограммы, все принял — и к дружкам.

То и дело по горизонту полз какой-нибудь огонёк, пробиралось сквозь ночь судёнышко. Не столкнуться бы. Место серьёзное — впереди Малаккский пролив, Сингапур. Океанский перекрёсток!

Ребята о чём-то разговаривали. Я подошёл и прислушался: вместе повеселей.

— А птиц киви в Зеландии видел? — спрашивал Митя. Он ещё нигде не был.

— Н-нет, — сказал Веня.

— А что, некогда было? — спросил Коля.

— П-поч-чему? Мы на «П-пионере» там месяц стояли.

Я охнул. На «Пионере»! Это ведь на нём мне нужно было идти в плавание!

Тут из открытой рубки раздался усталый голос:

— Зеландия Зеландией, а какого-нибудь японца не проспите. А то будем здесь без штанов в воду прыгать.

В рубке на диванчике дремал, накрывшись фуфайкой, Иван Савельич. Дремал, да прислушивался. Веня штурман-то молодой…

— Смотреть, к-конечно, надо, — обиделся Веня. — Смотрим.

— Лучше нужно, внимательнее, — сказал капитан. — А то мало ли что бывает.

— А что? — спросил Митя.

— Всё, — усмехнулся Иван Савельич, но отвечать не стал: ночь, время позднее. Хотелось отдохнуть.

А что «всё», мы увидели на следующий день. После обеда собралось на корме позагорать полкоманды. Боцман на скамейке ремонтировал модель каравеллы и жаловался:

— На тебе! Вёз сыну, а она в шторм в каюте расшиблась!

Фёдор Михайлович, прохаживаясь, заглядывал в тетрадку и повторял английские слова. А у переборки с графином в руке стоял Ваня — в очках и в трусиках. Он запрокидывал графин, поливал из него на плечи, чтоб лучше брался загар, и улыбался:

— Ну всё, идём в Малакку и в Пенанг! Рубашки покупать!

За бортом, отражаясь в воде, шли тяжело гружённые суда.

Вдруг боцман привстал и закричал:

— Ты смотри, ты смотри, куда прёт!

Мы бросились к борту.

Прямо на нас шёл большой японский танкер. Ни на палубе, ни в рубке не было ни одного человека.

— А наши что, не видят? Эгей! — крикнул боцман и, сунув каравеллу под скамью, побежал наверх.

Все бросились за ним.

Наверху в рубке тоже смотрели в сторону танкера. Японцы шли почти нам наперерез.

Иван Савельич смотрел в бинокль:

— Что они, вымерли там?

Отворачивать должен был танкер.

Веня стоял у двери.

— Б-быстро на руль! — крикнул он вахтенному. — П-пра-во р-руля!

— Есть право руля!

Нос парохода пошёл вправо. Но японцы всё равно шли почти на таран! Они не отворачивали. Ещё метров двести — и мы столкнёмся…

— Гудок! — крикнул Иван Савельич и бросился на крыло.

Резко потянулись над судном гудки.

— Ещё п-право десять! — отрывисто приказал Веня.

Судно резко отвернуло, и тут мимо нас, словно вырулив на улицу, пронёсся «японец». На его палубу, сумасшедше протирая глаза, выскакивала команда.

— Очумели?! — красный от возмущения, крикнул Иван Савельич. — Ну собаки, ну барбосы! Перепились! На вахте уснули…

На палубе у нас матросы размахивали руками, шумели:

— Уснуть на вахте среди дороги! Сони паршивые! Глаза у них от сна заросли!

— Зачем ругаться? — сказал вдруг «Чудеса ботаники». — На технику понадеялись.

— На технику! — рассердился капитан. — Со своей техникой голову скоро потеряют. Техника техникой, а голова головой!

Штурманы смотрели в сторону «японца», вслед убегающему флагу с солнышком.

— Не кормить бы их неделю! — погрозил им Ваня графином. — Тогда они по-другому работали бы! Не дрыхли бы на вахте!

К младшим братьям Сингапура мы шли рядом с экватором. Весь вечер над маленькими встречными островками поднимались душные облака, собирались в густые, цветастые тучи, потом сталкивались, и всю ночь то над форштевнем, то за кормой взрывались гигантские молнии, размахивали электрическими руками. Иногда по палубе прокатывался ливень. Нас обдало тёплой водой, и снова начинали скоморошничать и сердито дурачиться молнии.

Слева при вспышках кудрявились берега Индонезии. А справа, как шкатулка, переполненная живыми светлячками, оставался Сингапур.

Я сидел в радиорубке рядом с начальником рации, среди потрескивающих аппаратов, и слушал, как какой-то итальянец кричал из-за океана:

— О мама миа!

— О гот! — сердился где-то немец.

Откуда-то тихо донеслось:

— «Шота Руставели», «Шота Руставели», говорит «Москва-радио»!

Я вскочил:

— Это же рядом с моим домом!

Но вдруг послышалось:

— «Старый большевик», «Старый большевик». Я — «Уссурийск», прошу капитана. Приём, приём!

— Сейчас, сейчас! — как-то приподнято сказал начальник рации.

Я бросился за капитаном.

У рубки уже собралась целая толпа. Начальник остановил всех движением пальца: тихо! — и сказал в микрофон:

— «Уссурийск», «Уссурийск»! Я — «Старый большевик»! Приём, приём!

И оттуда снова раздалось:

— Капитана, капитана!

Иван Савельич, волнуясь, схватил трубку:

— Витя, Витька! Это ты?

Все знали, что сын капитана плавает штурманом на «Уссурийске».

— Здравствуй, отец! — донеслось из висевшего на стене динамика. — Как здоровье?

— Всё в порядке! — весело сказал Иван Савельич. — А твоё?

— Нормально! — сказал Витька грубоватым голосом.

— Ну, так встретимся в Сингапуре? — спросил Иван Савельич.