Бернард Мандевиль - Басня о пчелах

Прекрасно шли у пчел дела,
И польза всем от них была,
И все же все кричали: "Боги,
Хотим жить честно! Будьте строги!"
Услышав их мольбы, Гермес
Лишь усмехнулся; но Зевес
Сказал, сверкнувши гневным оком:
"Что ж, это будет им уроком".
И вот — о чудо из чудес! —
Из жизни пчел обман исчез;
Забыты хитрости и плутни,
Все стали честны, даже трутни;
И вызывает только стыд
У трезвых пчел их прежний быт.

О славный улей! Даже жутко,
Какую с ним сыграли шутку!
За полчаса по всей стране
Продукты снизились в цене;
Все сняли маску лицемерия
И жаждут полного доверья;
Презрела роскошь даже знать;
Ну прямо улей не узнать.
Заимодавцам нет заботы,
И адвокаты без работы,
Поскольку сразу должники
Вернули с радостью долги;
А кои возвратить забыли,
Тем кредиторы долг простили.
За прекращеньем многих дел
И род судейских поредел;
Последним туго, как известно,
Когда дела ведутся честно:
Доходов не приносит суд,
И из судов они бегут.

Одних преступников казнили,
Других на волю отпустили.
Едва застенок опустел,
Оставшись вовсе не у дел,
Из улья отбыла Фемида,
А с ней — ее большая свита.
Толпой шли чинно кузнецы —
Тюремной утвари творцы —
С железными дверьми, замками,
Решетками и кандалами;
Шел весь тюремный персонал,
Что заключенных охранял;
От них на должном расстояние —
Палач в багряном одеянье,
Но не с мифическим мечом —
С веревкой шел и топором;
За ним, в кругу шерифов, судей,
Везли богиню правосудия.

Теперь лечить недужных смел
Лишь тот, кто врачевать умел;
И даже в селах захолустных
Хватало лекарей искусных.
Больных старались так лечить,
Чтоб их страданья облегчить,
Причем без всяких выгод личных
И без таблеток заграничных;
Знал лекарь: и в своей стране
Замену им найдет вполне.

Жрецы отныне не ленились
Со всем усердием молились
И славословили богов,
Не полагаясь на дьячков.
А те, что барствовать хотели, —
Все оказались не при деле
(Которое для честных пчел
Иной бы и ненужным счел.)
Верховный жрец теперь всецело
Отдал себя святому делу
И голос свой подать не смел
При разрешенье светских дел.
Зато любой бедняк и нищий
Могли найти в его жилище
Чем подкрепиться: хлеб и эль,
А путник — теплую постель.

Министры поняли, что надо
Жить скромно на свои оклады;
И нетерпим стал с этих пор
К любому жульничеству двор.
И если пенсион свой скромный
Ждала неделями в приемной
Иная бедная пчела
И получить его могла,
Лишь сунув клерку в руку крону, —
Того карали по закону;
Хотя в былые времена
Прощалась большая вина.
Досель на каждом злачном месте
Сидело по три чина вместе,
Дабы друг другу не давать
Чрезмерно много воровать;
Они друг друга наблюдали
И вскоре вместе плутовали.
А ныне лишь один сидел,
Другие были не у дел.

Всё пчелы для уплаты долга
Распродают: отрезы шелка,
Кареты, дачи, скакуны
Идут с торгов за полцены.
Им честь диктует бедняками
Скорее быть, чем должниками.

Они бегут ненужных трат,
Не шлют за рубежи солдат,
Не ценят воинскую славу,
Однако за свою державу,
За право мирно, вольно жить
Готовы головы сложить.

Куда ни глянь — не то, что было:
Торговлю честность погубила,
Осталась уйма пчел без дел,
И улей быстро опустел.
Нет богачей, пропали моты,
Что деньги тратили без счета;
Занятья где теперь найдут
Все те, кто продавал свой труд?
Конец закупкам и заказам —
И производство гибнет разом;
Везде теперь один ответ:
"Нет сбыта — и работы нет".

На землю даже пали цены;
Сдают внаем дворцы, чьи стены
Само искусство возвело;
И, удивленные зело,
Печально зрят сей строй убогий
Их охраняющие боги.
Без дела плотник, камнерез,
На их работу спрос исчез;
Пришло в упадок, захирело
Градостроительное дело;
И живописца дивный труд
Уж никому не нужен тут.

У пчел мизерные оклады,
На день хватает — ну и рады,
И больших нет у них забот,
Чем оплатить в таверне счет.
Теперь кокетки записные
Не носят платья золотые;
Не закупает крупный чин
Ни дичи, ни французских вин;
Да и придворный равнодушен
К тому, что подают на ужин,
Которому теперь цена
Не та, что в оны времена.

Еще совсем недавно Хлоя
Богатства ради и покоя
Толкала мужа своего
На плутовство и воровство;
Теперь пускает в распродажу
Златую утварь, мебель даже —
Те вещи, ради коих рой
Творил в Вест-Индии разбой.
Пришли иные в улей нравы;
Забыты моды и забавы;
Нет шелка, бархата, парчи —
Не ткут их более ткачи.
Беднее стали все раз во сто,
Зато все дешево и просто,
Зато обрел пчелиный рой
И мир, и счастье, и покой.
Берут лишь то, что даст природа;
Сады растут без садовода
И глаз не радуют плодом,
Взращенным знаньем и трудом.

Уж не плывут в чужие страны
Судов торговых караваны;
Нигде не видно ни купцов,
Ни финансистов, ни дельцов;
Ремесла все пришли в расстройство;
Бич трудолюбия, довольство,
Мешает выгоду искать
И большего, чем есть, желать.

И тут на улей опустелый
Коварные соседи смело
Со всех сторон пошли войной;
И закипел кровавый бой!
И год и два — враги все рвутся;
Отважно, храбро пчелы бьются;
Их мужество в конце концов
Спасает улей от врагов.
Победа! Но победа рою
Досталась дорогой ценою:
Мильоны пали, и страна
Была вконец разорена.
Финал послужит всем уроком:
Покой — и тот сочтя пороком,
Проникшись духом простоты
И первородной чистоты,
Настолько пчелы опростели,
Что все в дупло перелетели,
Где, честной бедностью своей
Гордясь, живут до наших дней.

Да будет всем глупцам известно,
Что улей жить не может честно.
В мирских удобствах пребывать,
Притом пороков избежать —
Нельзя; такое положенье
Возможно лишь в воображенье.
Нам — это все понять должны —
Тщеславие, роскошь, ложь нужны;
В делах нам будучи подмогой,
Они приносят выгод много.
Конечно, голод — это зло;
Но без него бы не могло
Раздобывать себе съестное,
Расти и крепнуть все живое.
Лоза плодов не принесет,
Пока дикаркою растет;
Чтоб зрели грозди винограда,
Лозу не раз подрезать надо;
Но вот подвязана она,
Вся ссохлась, вся искривлена,
А сколько нам дает вина!
Так и порок полезен людям,
Когда он связан правосудием.
Чтоб стать народ великим мог,
В нем должен свить гнездо порок;
Достатка — все тому свидетель —
Не даст ему лишь добродетель.
И те, кто век вернет иной,
Прекраснодушный, золотой,
Верша все честными руками,
Питаться будут желудями.