Марина Саввиных - «ДЕНЬ и НОЧЬ» Литературный журнал для семейного чтения N 11–12 2007г.

— Как я тебя перевезу, когда у тебя нет даже ломаного гроша? — спросил его перевозчик.

— А вот над этим подумай, — ответил бродяга. — Здесь я тебе не советчик.

— Да уж что думать? Эх, была — не была! Садись!

Перевозчик признавался потом, что малость струсил. Больно уж проницательны были бродяжьи — навыкат — глаза. Видно, смотрел прямо в душу и мысли читал чужие. Откажи такому, всякое может случиться. С виду он смирен, а что у него на уме, один Бог знает. Как бы там ни было, а перевез.

Отсыпался бродяга на чужом сеновале. А потом незаметно исчез, как провалился сквозь землю. Напрасно бежал. Перевозчикова баба приготовила ему на завтрак тюрю, полную чашку. Оголодал, поди, да так голодным и убрался из села.

Интересовались у соседей, не видели ли чужого. Не видели. Так и пропал без вести человек с пустой торбой. С тайгою шутить нельзя, особенно если ты с ней один на один.

Эту историю я слышал от знакомого пасечника на Чулыме-реке. Была середина лета. Гудели пчелы вокруг. Я глядел в чистое небо и думал о том загадочном бродяге, который мог быть и здесь, где сегодня, заложив руки за голову, лежу я. Воистину неисповедимы пути Господни! Так вот и растворился в зеленых просторах Сибири человек без имени и отчества. Даже не оставил какого-нибудь знака о себе.

А потом, через несколько лет, я неожиданно решил для себя загадку того самого бродяги. По крайней мере, мне хотелось верить в это. Все сходилось: и марш мятежных полков из Питера в далекие, незнаемые места, и непреодолимое желание незнакомца двигаться по их следу.

И вдруг неожиданный случай в поселке Краснореченском, известном в нашем крае спиртным производством. Ну, скажу вам, веселенькое место! Во всем населенном пункте не найдешь трезвого существа. Даже свиньи там похрюкивают с задором, потому как употребляют в пищу одну пивную барду.

Это случилось во времена моей работы в театре. Бригада артистов Ачинска приехала сюда со спектаклем «Франсуаза» по одноименному рассказу Льва Толстого. Сюжет незамысловатый, но острый. В Марсель после многолетнего скитания по морям прибывает французский корабль, матросы которого тут же сходят на берег. Они рассыпаются по тавернам, а затем один из моряков идет в бордель. Там ему предлагают на выбор юных проституток. С одной из них он уединяется в отдельной спальне, и в их разговоре выясняется, что это младшая сестренка матроса.

Может, кого-то и не возьмет за сердце такой оборот событий, но только кого-то, а не сибиряков, да еще когда они находятся в очередном подпитии. Публика бешено аплодировала нам, за наше здоровье пили прямо в зрительном зале поселкового клуба.

А закончился спектакль, мы долго решали, что делать нам дальше. На ночной поезд уже опоздали. Ожидать утреннего прямо на заплеванном полу крохотного вокзальчика станции не хотелось. Заведующий клубом предложил женщинам ночевать в его кабинете, а мужчин забрал к себе домой.

Мы охотно согласились с ним. Кроме его отца, дома не было никого, потому как супруга заведующего находилась в отъезде. Отец, а его звали Михеичем, служил на почте и интересовался театральным искусством. Он был на нашем спектакле, и ему понравилась наша игра. А более всего Михеич говорил об авторе рассказа Льве Толстом. Его давно поражала одна необычная ситуация:

— Подумать только! Писатель никогда не видел Сибири, а все знает про нас. Да он что, колдун?

— О чем это вы? — с недоумением спросил я.

За Михеича ответил завклубом:

— Батя удивляется «Житию Федора Кузьмича». Ведь в этом рассказе описаны наши места. Скупо, но описаны. И путешествие святого обрывается в нашем селе. Даже поразительно как-то.

Я читал этот рассказ. Главный его герой — император Александр Первый, для всех россиян умерший в Таганроге, а в самом деле скрывавшийся от мести масонов под чужим именем в Сибири. Но там упоминается село Зерцалы.

— Оно неподалеку отсюда, — говорил Михеич. — В Зерцалах Государь пробыл не более полугода, а потом сгоношил себе избушку в бору. Так бабка моя рассказывала, а бабке — ее бабка по матери. Если захотите, завтра обыденкой сбегаем в гости к Федору Кузьмичу. То-то рад будет, потому как он позабыт и позаброшен.

Я не спал всю ночь. Я уже верил, что это случилось именно так. Но почему не догадался об этом раньше? Подвела память. Да разве удержишь в голове все, что приходилось читать? Бесспорно, это он, тот самый, который тайком исчез сначала из Таганрога, а потом с сеновала у переправы через Обь.

Мы торопливо шагали по извилистой лесной тропе. Стройные сосны высоко вздымались в чистое небо, а вокруг них зеленели полянки, на которых буйно цвели купальницы, которые в Сибири зовут жарками. Глядя на это море цветов, Михеич несколько раз гордо вскидывал лохматую голову и спрашивал меня:

— Так где же стояла здесь келья Федора Кузьмича?

Я пристально рассматривал каждый метр лежавшего передо мной лесного ковра. Нигде не было даже намека на какие-то приметы давнего жилья. Лес как лес, ветры в художественном беспорядке разбросали сосновые шишки. Под ногами прогибалась и похрустывала подстилка из опавшей хвои, она яро попахивала смолой и грибами.

— Плохой из тебя следопыт, — заключил Михеич и пальцем показал на куртинку лесных цветов. — Вот это и есть святое место. Нигде не встретишь такого множества жарков, как здесь. Бабы их рвут ежегодно, а цветов становится больше и больше. Еще в тридцатых годах, в канун войны, можно было разглядеть прямоугольник основания жилья и крошки древесного угля. Кому мешала келья, не знаю, но ее сожгли. Говорят, приезжали безбожники из Томска.

С грустью простились с чарующим душу лесным великолепием. И уже не стало для меня так важно, был ли это Александр Первый или не утонувший в Неве князь Уваров. Мятежная душа победителя Наполеона все равно не раз прилетала сюда, в наш край, заселенный солдатами известных гвардейских полков. Она прилетала очищаться от смертного греха отцеубийства. Пусть Александр не убивал Павла Первого, но он мог не допустить жестокой расправы масонов со своим императором. Осознание этого мучило Александра многие годы. Заняв без желания российский престол, он в конце концов добровольно ушел от честно полученной славы. А вместо него похоронили простого солдата, чем-то внешне схожего с царем. Когда искавшие погребальное золото большевики в 1921 году вскрыли царский саркофаг, он оказался пустым. Вот тебе, бабушка, и юрьев день!

Еще в мае 1821 года, когда императору стало известно о заговоре масонов, Александр с горечью признался:

— Я разделял иллюзии и заблуждения этих господ, поэтому не мне карать врагов России.

Между тем, запрещение тайных обществ состоялось.

— Хватит! — сказал Александр и подписал рескрипт от 4 августа 1822 года.