Расул Гамзатов - Батырай

Слово страстью наделить
По велению небес
Смог Омарла Батырай —
Муж даргинцев удалой.
На чонгуре четырех
Струн касался он когда —
Отзывалися ему
Все четыре стороны.
Шла стоустая молва,
Будто раны Батырай
Может песней исцелять,
Почитая храбрецов.
И однажды, говорят,
Песнь победную пропев,
Он погибшего в бою
Смог наиба воскресить.
К офицерам царских войск
От лазутчиков дошел
Из аула Урахи
Слух, что песней Батырай
Может женские сердца
Покорять вернее, чем
Стены горских крепостей
Именитые полки.
И когда у родника
Он к груди прижмет чонгур,
Из кувшинов воду прочь
Вылить девушки спешат.
Разом по воду они
Отправляются опять
И подольше норовят
Постоять у родника.
А как станет Батырай
Под луной в ауле петь,
Все красотки до одной
Затаят дыханье вдруг.
На балконах сладко им
От блаженства замирать,
Отражая лунный свет
И огонь земной любви.
Пел Омарла Батырай,
И казалось — тает снег
На вершинах от его
Слов, что были горячи:
«Наша страсть — цены ей нет —
Так развеяна тобой,
Как имущество, когда
Нет наследников ему.
Но свою сберег я страсть,
В тело крепкое вогнав,
Как вгоняют гвозди в сталь
Амузгинцы-мастера».
До сих пор живет молва,
Как однажды Батырай
В окружении мужей
О герое песнь сложил.
И рассказывалось в ней
Про кавказца одного,
Что в ущелии принять
Бой решился против ста.
Эту песню услыхав,
Битвы помнивший старик
Крикнул, посох отшвырнув:
«Где ты, молодость моя?»
А усатый молодец
Перед собственным конем
Амузгинского клинка
Лезвие поцеловал.
И когда воспел в горах
Лань Омарла Батырай,
Все охотники окрест
Поклоняться стали ей.
И она во всей красе,
Меткой пули не боясь,
Красоваться на скале,
Словно гурия, могла…
Не держал в руке своей
Ты, Омарла Батырай,
Ни гусиного вовек,
Ни железного пера,
Но сберег твои стихи
Благодарный Дагестан
В книге памяти своей,
Словно в Книге бытия.
Он про то не позабыл,
Что безбожными считал,
Вольнодумство углядев,
В твоих песнях старшина.
Властью, данною ему,
Повелел всегласно он:
«Запрещаю песни петь
Батыраю пред людьми.
А как станет Батырай,
Мне переча, песни петь,
То взыскать велю с него
Штраф в обличии быка».
Строг приказ, но оценен
По достоинству поэт.
И решили земляки:
Купим в складчину быка.
Купим в складчину быка,
Старшине заплатим штраф.
И споет нам Батырай
Песню новую свою.
Аульчане с той поры
К старшине во двор не раз
Круторогого быка
Отводили на зарез.
Но за это им дарил
Песню новую свою
Златоустый Батырай,
Что никем не превзойден.
Но всему приходит срок,
И состарился поэт.
Славу собственную сам
Он на волю отпустил.
Гаснет пламень очага,
Старика забыли все,
Лишь чонгур не изменил
В одиночестве ему.
Не заржет в конюшне конь,
Бык в хлеву не замычит.
Струн коснулся Батырай,
И слова слетели с губ:
«Как же я спою теперь,
Если тягостный недуг,
Если смертная печаль
В угол бросили меня,
Словно шубу сироты?
Ой, Омарла Батырай!»
Пред потухшим очагом
В сакле нищенской угас
Знаменитый Батырай,
И не пел над ним мулла.
Два аульских бедняка,
Тело в саван завернув,
На кладбищенском холме
Наспех погребли его.
Муж даргинцев удалой,
Очевидцем не простым
Бурных дней Кавказа ты
Был, Омарла Батырай.
В год, когда родился ты,
Пушкин молод был еще
И Раевским привезен
Из Одессы на Кавказ.
Где начало, где конец
Повести твоей судьбы?
А быть может, нету в ней
Ни начала, ни конца?

Полтораста лет назад
В мир явился Батырай.
Эту дату неспроста
Отмечал весь Дагестан.
Отозвались на призыв
Горской музы кунаки,
Всех прибывших не смогу
Я поэтов перечесть.
О Омарла Батырай,
По эфиру из Москвы
Золотой твой стих летел
В переводе Эффенди.
И на разных языках,
О Омарла Батырай,
Золотой твой стих звучал
На аульских площадях.
Я читал твои стихи
На аварском языке,
В переводе сохранив
Все, чем славятся они.
А когда Аджиев стал
По-кумыкски их читать,
Мне припомнился поэт,
Имя чье Ирчи Казак.
Пел он женщин, и лихих
Делибашей воспевал,
И свободы неспроста
Слыл глашатаем окрест.
А шамхалу, что в Тарках
Был наместником царя,
Ни единою струной
Льстить не стал его кумуз.
Велика шамхала власть,
Данная ему царем,
И в холодную Сибирь
Сослан был Ирчи Казак.
И подумал я о том,
Что Ирчи Казака мог
Встретить запросто в горах
Ты, Омарла Батырай.
Лишь подумал я о том,
А уже перед людьми
Твой даргинский стих звучать
Стал на лакском языке.
И когда бы ты воскрес,
Удивился б не тому,
Что читает наизусть
Женщина твои стихи.
Удивился бы тому,
Что в пленительном пылу
На язык ногайский их
Женщина перевела.
Этой женщины узнать
Поспешил бы имя ты,
И ответил бы любой:
«Пред тобою Кадрия.
Знай, сама она стихи
Пишет так, что никаких
Всем соперницам своим
Не оставила надежд».
А назавтра в горы нас
Повезли, чтобы венки
На могиле мы твоей
Возложили, Батырай.
Кавалькада легковых
В горы двигалась машин,
А дорожный серпантин
Будто бы арканил их.
Для того чтоб путь в горах
Безопасней был для нас,
Впереди машина шла
Дагестанского ГАИ.
Я в одной машине был
С лордом аглицким, и мне
Как хозяину в пути
Гость вопросы задавал:
«С кем могу, скажите, сэр,
Батырая я сравнить?»
«Только с Бернсом, —
говорю, —
Было сердце чье в горах».
Вот уже Сергокала
Остается позади,
И за поворотом нам
Урахи предстать готов.
Объявляется привал,
И достал заморский гость
Виски темную бутыль
С белой лошадью на ней,
И за Батырая мне
Предлагает выпить он.
Водки наклонив бутыль,
Вышибаю пробку я.
«Белой лошадью» полны
Наши чарки до краев.
Пьем, Омарла Батырай,
Мы вначале за тебя.
А потом за Бернса пьем
Водку русскую до дна,
Чтоб в обиде не была
Водка белая на нас.
И шотландец говорит:
«Вот бы было славно, сэр,
Если б чокнуться могли
С нами Бернс и Батырай».
Из-за моря возвратясь,
Пролетали журавли.
И казался мне их строй
Наконечником стрелы.
Вот уже рукой подать
До аула Урахи.
Вот и кладбище, но где
Похоронен Батырай?
Все мужчины как один
Шапки скинули с голов.
Девы гор несли цветы,
Как младенцев, на руках.
Медлят старцы почему
Из аула Урахи?
Иль неведомо им, где
Похоронен Батырай?
И ученые мужи,
Что толпятся в стороне,
Почему не скажут, где
Похоронен Батырай?
На костях ли не его
Вознеслись они, когда,
Ради моды стать смогли
Кандидатами наук?
Раскаленное печет
Солнце, встав над головой.