Кайсын Кулиев - Раненый камень

Но постой! За скалой чей-то крик, чьи-то стоны.
Ты прислушайся, — кто-то кричит и зовет.
То не всадник ли стонет, кинжалом пронзенный?
Как же можешь ты медлить? На помощь! Вперед!

Нет, дошел этот крик до меня, до теснины,
Из-за гор древних лет, окровавленных лет.
Впереди зажигаются фары машины,
И со мною друзья, электрический свет.

Как на скалах черны эти древние башни!
То не кровной ли мести кинжал за скалой?
…Впереди — мой аул и приют мой домашний,
Рядом свет, и друзья мои рядом со мной.

Как кувшин наполняет вода родника,
Неба синь пусть наполнит здесь сердце мое.
Пусть оденет меня ваша тень, облака.
Пусть мне ветер высот свою песню поет.

Глядя вниз, на долину, с родных моих скал,
Радость жизни земной, песнь слагаю тебе!
На высокий Хуламский взойдя перевал.
Поднимаясь по турьей старинной тропе,

Песнь слагаю про свет и про радость высот,
И про солнце небес, и про травы земли.
Славлю мудрость сердец, дерзкой мысли полет,
Славлю гордость вершин, что сияют вдали.

Перевал Безенгийский пройдя, я внизу
Видел пляски форели, что в речке жила.
А от белой вершины Башиль-Аузу
Несся ливень, как вестник, в аул Думала.

И к высотам Хуламским я голос вознес,
Отдал счастью и радости светлую дань.
Здравствуй, тучка! Опять взобралась на утес?
Здравствуй, чуткий фазан, легконогая лань!

Человек, что прошел через горы беды,
Он как раненый камень, горевший в огне.
Я простор озираю с родной высоты,
И счастливая песнь возникает во мне.

Перевалы печали и боли пройдя,
Через горя снега, через посвист и вой,
Я с Хуламских высот славлю пляску дождя,
Славу счастью пою, славу жизни земной!..

Когда начинал я слагать эти строки,
Из первой же в небо рванулся орел.
Шум крыл я услышал и дерзкий клекот,
Из первой же строчки взметнулся орел.

…Зима. А отец мои спешит к перевалу,
Усы побелели, башлык его бел.
Но снова и снова, мужрой [3] Мужра — палка с железным четырехгранным острым ножом. разрывая
Сугробы, шагает, упорен и смел.

Пусть вьюгою полночь бушует сегодня.
Пусть ветер ночной заметает пути.
Спешит он по делу: там сванский охотник
Застрял, — он не может его не спасти!

И сван-скалолаз — перевалом он тоже
Спешит. Там Чегем, среди снега и мглы.
Сейчас не проведать он друга не может:
Сорвался вчера его друг со скалы.

И, как у Пшавелы в ущелье во время
Охоты, в снегу вся его борода.
И друг будет рад его видеть в Чегеме,
Как сам я друзьям рад бываю всегда.

Вы — те, кто проходит зимой перевалом
В ту сторону, в эту ли снежной тропой:
С друзьями увидеться, чем-то — хоть малым
Помочь им, в день горя им выразить боль.

Вы — те, кто идет по завьюженным склонам,
Пусть дышится трудно, пусть ветер гудит,
Кто чести и совести верен законам.
Кто смел и, как хлеб, в жизни мужество чтит,

Ведите меня за собой, как бывало,—
И жизни и слову нужна чистота!
Хочу я быть с вами на всех перевалах,
И ваша открытость близка мне всегда.

Вся жизнь — в перевалах. Снега нависают,
Пред каждым сияет его перевал,
И люди восходят, друг друга спасая,
Взбираясь на гребни бесчисленных скал.

В ущелье Гара-Аузу я слагаю
Вам эти стихи. Ледники предо мной.
Как греет меня беззаветность большая
Всех тех, кто идет по тропе ледяной!..

…Когда я стихи эти начал, я помню —
Из первой же строчки взметнулся орел,
Возник надо мною шум крыльев огромных
То в небо из строчек взметнулся орел.

Стать бы мне, земля, высокой кручею.
Чтоб, щиту надежному под стать,
Огненную молнию гремучую
До твоей груди не допускать.

Стать бы мне, земля, грядою горною.
Встретить бурю, не подавшись вспять,
Чтоб вовек ни днем, ни ночью черною
Ей твоих деревьев не ломать!

Когда пахали,
бурки сбросив.
Они в погожий день весны,
То были добротой колосьев
Их помыслы осенены.

Когда в час свадебного лада
Они плясали у стола,
В них добрый пламень винограда
Вздымал незримые крыла.

Но если боя дымный полог
Вновь над ущельем повисал,
Темнели очи их, как порох,
Долг чести искру высекал.

И земляки мои умели
(Народ в горах неприхотлив)
Спать на земле, как на постели,
Под ухо камень положив.

В дороге, под открытым небом
Могли насытиться всегда
Они сухим ячменным хлебом.
Глотком воды из-подо льда.

Настоем трав лечили раны.
Умели горе превозмочь
И от успеха в барабаны
Не колотили день и ночь.

Чтоб умереть, готов ты издалёка
Лететь туда, где видишь огонек,
И потому тебя певцы Востока
Считали неразумным, мотылек!

Тебя считали неразумным люди,
А я тобой любуюсь с давних лет:
Я знаю — ты летишь к тому, что любишь,
А более, чем жизнь, ты любишь свет.

Я не оплачу жребий незавидный,
Сочувствовать тебе я не решусь,
К своей любви ты тянешься и гибнешь.
Чтоб стать таким, я у тебя учусь.

Кем это был я?
Стольником царским
Или невольником в стане татарском,
Когда я увидел тебя?

Что это было?
Беда иль веселье,
Кубки блестели иль цепи звенели.
Когда я увидел тебя?

Вмиг позабыл я о боли неволи
И о веселом застолье тем боле,
Когда я увидел тебя.

Что моя жизнь, что застольные речи,
Косы — я помню — стекали на плечи,
Когда я увидел тебя!

И полюбил в этот век, в этот день я,
И позабыл все, что помнят с рожденья:
Волю и долг свой святой!

Много веков существует на свете,
И восхищаюсь я много столетий
Вечной твоей красотой!..

Эту песню немудреную,
Чей мотив под стать словам,
Словно веточку зеленую,
Я протягиваю вам.

Мир меня не только радовал.
Видел я немало бед,
Но в глаза я вам заглядывал,
И казалось — горя нет.

Песню эту неумелую
Я дарю вам в светлый час.
Чем я буду, что я сделаю,
Если не увижу вас?