Кайсын Кулиев - Раненый камень

Мир вам дарит даль бездонную,
Утро — вешнюю зарю.
Я, как веточку зеленую,
Эту песенку дарю.

Я тебе такую боль нанес,
Будто бы клинком удар нежданный.
Так обидел я тебя до слез,
Что и сам страдаю, как от раны.

Что же, я лишусь любви твоей
Оттого, что крикнул слово злое?
Мне-то, может, тяжелее вдвое:
Мне от собственной вины больней…

Живем с тобою, каждый день и час
То радуя, то мучая друг друга.
Порою солнце юга нежит нас,
Порою дует северная вьюга.

Любовь не только лунный свет в окне,—
Любовь остра, как лезвие кинжала!
То нам легко в спокойной тишине,
То слышится нам грозный гул обвала.

Порой любовь — как вишни легкий цвет.
Порой блестит, как молния, пылая,
Но — сталь кинжала или лунный свет —
Она всегда любовь, всегда живая!

И я причинял вам, о женщины, горя немало,
Хотя не хотел, чтобы старились вы от обид.
Вас, правых во всем, тосковать заставлял я, бывало,
Поэтому сердце мое так болит и скорбит.

Нет, я не из тех, кто становится в бравые позы:
Смотрите, мол, — я молодец, победитель, герой!
Сквозь ливни годов мне виднеются женские слезы,
И хлеб мой насущный мне кажется горьким порой.

Простите меня! — это, женщины, вам говорю я,
Почти не надеясь, что давнюю боль мне простят.
Простите меня! — говорю вам и долго смотрю я
С горы моих лет, где тяжелый идет снегопад…

Солдат от боли умер до заката,
Ладонью даже сердце не прикрыл,
А я — преемник этого солдата,
Который вас так преданно любил.

Как тот солдат, погибший в чистом поле,
Я вас люблю до слез. И потому
Я ваше сердце заслоню от боли.
Пусть будет больно сердцу моему.

Ты тихо поешь колыбельную песню опять
Ты стала красивой, как прежде. Глаза потеплели,
Луна колыбель освещает. Ты глаз оторвать
Не можешь от этой залитой луной колыбели.

Ты тихо поешь колыбельную песню опять,
Я счастлив: я вновь понимаю, как вечно все это.
Я знаю: ребенку — расти, этой песне — звучать,
Я знаю, что вечно сияние лунного света.

Лицо материнское будет красивым всегда,
Любовь материнская будет полна бескорыстья,
Как будет прохладной далеких вершин высота,
Так будут весною зелеными травы и листья.

Ты тихо поешь колыбельную песню опять
Ты стала красивой, как прежде. Глаза потеплели,
Луна колыбель освещает. Ты глаз оторвать
Не можешь от этой залитой луной колыбели.

Когда я смотрю на тебя, меня тянет
Писать о платанах, о лесе весною.
А рассыплешь ты волосы — сразу платаны
Всем лесом зеленым шумят предо мною.

Смотрю на тебя, и рождаются строчки
О море, — вы с морем свежестью схожи.
О, цвета моря просторные ночи!
О, дни, что на синее небо похожи!..

Поэты забытые! Снегом покрыты
Могилы, куда вас свела неудача.
Как ваши могилы, и книги забыты —
Все те, что писали вы, гневаясь, плача.

Вы радостно с вешним цветеньем встречались,
Любили вы прелесть зимы и до боли
Неправдою, гнетом, нуждой возмущались.
Лохмотьями нищих, цепями неволи.

Ни разу людей не лишали вы хлеба,
Вовек не свершали убийств и насилий,
Вам нравилось лунное, звездное небо,—
А большего вы для себя не просили!

Как вы, жили плотники, жили крестьяне
И так же, как вы, позабыты, поверьте.
Давно имена их исчезли в тумане,—
Но разве мечтали они о бессмертье?

И те, что разграбили долы и горы,
Что бедных лишали жилья и защиты,
Владыки, убийцы, насильники, воры,—
Давно позабыты, давно позабыты!

Но кто они? Чертополох и крапива!
Вы — зелень садов и цветенье дубравы.
Трава, как при вас, и поныне красива,
И так же ушли вы, как добрые травы.

Теперь вы забыты. Но, звонкие строки
Читая, как плакали девушки прежде
Над книгой поэта! Вот жребий высокий,
И снился ли он богатею-невежде?

Теперь вы забыты. И не знамениты
Герои Земли, не искавшие славы.
Но песня и мужество не позабыты,
Бессмертны, как море, навечны, как травы.

Желтеет за окном. Скользят лучи косые.
Хочу тебе сказать я тихие стихи.
Мать воду родника нам в ведрах приносила.
Мои стихи теперь, как та вода, тихи.

Пусть так теперь звучат стихов моих признанья,
Как эта тишина, — она сейчас во всем.
Так старенькая мать сидела на диване.
Так сумерки теперь вошли в наш мирный дом.

Мои стихи к тебе тихи, как снег на склоне.
Как снег. Но только в них не холод, не мороз,
Они теплы, как ты — твой взгляд, твои ладони.
Тихи, как тот цветок, что в нашем доме рос.

Такие говорить стихи тебе я стану,
В них — ты, твои шаги, твой взгляд и голос твой.
Пусть льются в тишине, как струйки из-под крана,
Как ласточка в дому, кружатся над тобой.

Я помню в час беды твои родные руки.
Их ощутив тепло, я забывал про боль.
И исчезало все — невзгоды, горечь, муки,
Я обретал себя и снова был собой.

Но мало я тебя благодарил за это,
Сходил с прямой тропы, блуждал средь бела дня.
Простишь ли ты меня, безумного поэта,
За то, что столько зорь встречала без меня,

Что говорил тебе я полные мороза
Слова, что столько ран душе твоей нанес?
Не раз в твоих глазах потом я видел слезы,
А сколько я тебе незримых стоил слез!

Но мягкие слова, что лунным светом льются,
Я тоже говорил — я счастлив был с тобой.
И если уезжал, спешил скорей вернуться,
Меня твое лицо назад звало, домой.

И говорил себе, что твоего красивей
На свете я лица не видел никогда,
Что если рядом ты — я проще и счастливей,
Что крылья придает твоя мне красота.

И сам был на себя за суетность в обиде,
Смотрел в глаза твои и проклинал тот час,
Когда за суетой в них света звезд не видел.
О, свет моих ночей — сиянье этих глаз!

Я забывал про них, но ты прости мне это.
Дай лучше я опять в глаза твои взгляну!
Что может быть трудней и тягостней поэту,
Чем те часы, когда он сознает вину.