Лев Роднов - Журнал «День и ночь» 2010-1 (75)

Зима пришла. Южным полюсом
Повернулась к нашему солнышку.
На белом песке — вспомнишь ли? —
Пальцы чертили полосы.

Зима пришла, как обещано,
Коротким письмом — затрещиной —
Нежданным, негаданным, правильным,
Далёким, родным. Неотправленным…

Дожилась до осеннего солнышка,
Домечталась до снежной зимы.
Счастье, правда, осталось на донышке
И успело уже остыть.

Руки снова летают в воздухе,
Ноги снова танцуют навзрыд,
А слова суховатой поступью
Удаляются — путь открыт.

Выход найден. И свет расходится
По тоннелю в конце души.
Только поезд мой не заводится,
И растеряны карандаши.

Зимою не хватает слов,
Чтоб выйти в лес и стать поэтом,
Чтоб сотни тихих голосов
Поймать рукой необогретой.

Замёрзшей ручкой записать
Дупло в столетнем исполине,
И на полях зарисовать,
Что на ветвях рисует иней.

Нет, не удержишь между строк
Еловый запах, запах снега,
Как пахнет высохший листок,
Закат рябинового цвета.

Как пахнут сумерки в лесу,
Как стонут по ночам деревья.
И я с собою унесу
Холодный нос и настроенье.

Ненастно. Кладбище. Колодец.
День провалился. Пустота.
Позади усердно молятся,
И крестятся, и говорят.

Стоят задумчивые дети,
Понять пытаются — никак.
Тихонько! Маленькая лестница —
одна ступенька. Мрак.

Венок венчает тело с осенью,
С землёй, с воронами. Вчера
Он был. Сегодня проседью
Снег в тёмно-русых волосах

Пишите! Дождиком по стёклам.

Целуешь в ушки —
Мурашки душат.
Спокойной ночи! —
И сон нарушен.
Ничто не нужно,
Никто не нужен.
Лишь только ты
И километры телефонного провода. —
Би-би-биииии…

Раскрошен в детальки, в винтики,
В осколки зеркал банальные,
Мир в раздолбанном видике
Всё крутится — и это главное!

Небо — обои ромбиком,
Солнце — паук за дверцею,
Такой небритый, с горбиком,
Только улыбкой и светится.

Стол, исковерканный мыслями
Или бездарной безделицей,
Словно земля под листьями,
На зелень часов надеется.

Часики тикают-такают,
Фиксируют изменения:
Одно за другим поколения…
А может быть, просто квакают?

А может — кассету с плеером?
А может — стакан с мороженым?
Эх, снова весне поверила,
Из этих осколков сложенной.

Я летала, южный ветер
Обрывал с меня пальто.
Был февраль лучист и весел,
Хоть с метелью — всё равно!

Не писалось — не хотелось
Счастье тратить на слова.
Раскрылатая незрелость —
Разболелась голова:

Южный ветер через уши
Выдул все мои мозги.
С пустотою стало хуже
Без растаявшей тоски.

Без растаявшего снега
Падать больно с облаков.
Что ж, безумною калекой
Приземлюсь среди стихов

Потерпи, я скоро уйду.
И молекулы воздуха примут привычные позы,
Чтоб тупым безразличием встретить другую беду,
И в часах снова тихо затикают-такают слёзы.

Не одёргивай штор! Осторожно, собьёшь паутину,
Не гляди из окна, когда я на него обернусь,
Никогда не играй, не пиши ни стихи, ни картины,
Не мечтай, не забудь про свою сероглазую грусть.

Потерпи, я уйду от тебя очень скоро.
Унесу за собой запах солнца и шорох волос,
Я всего лишь твой сон, я приснилась, и это бесспорно,
Я всего лишь хочу, чтоб тебе так же мирно спалось.

Всё смешалось. Под ногами
Стало больше света, чем вверху.
Мир укутан тёплыми снегами,
Небо нянчит солнце облаками,
И оно не плачет поутру.

Отдавая дань последним сводкам,
Пробредет по городу метель,
Как всегда, немыслимой походкой,
В рукавицах, в шерстяных колготках…
В белом месиве увязнет белый день.

А когда на небе и на кухне
Лунный блинчик мирно зашкворчит,
Как всегда, в районе свет потухнет.
Кто ругнётся, кто глаза потупит,
Кто зажжёт свечу и промолчит.

И мечтая о грядущем лете,
Приведём в порядок календарь.
Чай с малиной, и под мышкой дети,
И опять кончается февраль.

и внезапно поймёшь, как мучительно всё заверчено,
фотографируя взглядом раннюю синеву
сумерек. серебрящиеся навершия
труб. эти трубы и крыши. мёрзнущую Неву.
дым, застывающий в небе. кильватер праздника —
осыпи ёлок, редкие фонари.
разом охватишь и вдруг понимаешь — разное.
видишь себя внутри.

вдруг понимаешь, что время — твоя материя,
вязкое сопротивление, плоть борьбы.
что золотые низки с бусинами-потерями
ярче других любых,
и что любимый, единственный в своём роде,
милое сердце, родная душа, фантом,
делает всё не то. и на этом вы сходитесь.
ты точно так же делаешь всё не то.

ты из всего, что дано, берёшь — что заказано.
черпаешь слой за слоями внутренней немоты,
пусть заполняют пространство мечты и разума
книги. воображаемые коты.
пироги в воскресенье. часы в абажурном свете.
мирная повторяемость сонных фраз.
всё, что так важно. ты делаешь всё, чтобы этого
не было, не получалось. здесь и сейчас.

ибо твоё откажет в счастливых средах.
ибо твоё — твой голос и твой живот —
малопривычны к простому. ты — сумасшедший шредер,
распускающий мир на нарезку из слов. и вот
естествознатель ещё, полоумный физик,
вычисляющий, сколько раз надобно — так и так —
грохнуть этот хрустальный шар,
этот дар совершенной жизни,
чтобы разбился.

и выбросил белый флаг
твой паразит, окаянный твой — будьте-нате…

а всё равно будешь чуять, едва жива,
как, не мигая, молчит этот внутренний наблюдатель.
ищет слова.

это то что сидит внутри
это внутренний лабиринт
это бездна без минотавра
не смотри в неё не смотри

это то что живёт во мне
не отбрасывая теней
есть и пить молодец не просит
тихо дремлет на самом дне

так-то вроде простая баба
с ранним проблеском седины
зажигаю по жизни слабо
заурядная, как блины