Владимир Ноговицын - Корни сосны

Отмель, как в гравюре, прорисована,
Тянется по нашей речке, тянется...
Что ещё судьбиной уготовано,
Что ещё вдогонку причитается?

Я тебе не досажу расспросами.
"Непристаль" - не про меня ль
судачили?!
Может быть, забытыми покосами
Заплутало солнышко незрячее?

Может быть, над крышами сопревшими,
За чащобой, как старуха, сгорбленной,
Ходит счастье вечерами вешними
По земле другой, земле особенной?..

"В почву ты росток скорее высади
И полей его, как полагается..."
А Христос на той, своей, на высоти
Смотрит, ничему не удивляется.

Людь прошла - без веры и крещёная,
Сколь её пройти ещё отважится...
А дорога в Рай, допрежь мощённая,
Далеко не райскою окажется.

Небо - синей не бывает.
И всюду - цветочки.
Долго деревьям беспечно листвой зеленеть...
Мне бы разочек глазами невыросшей дочки
на окружающий мир,
как в просвет, поглядеть!..

Этим утром хмури и печали,
Крыльями махая там, вдали,
Непонятно что-то прокричали,
Пролетая дальше, журавли.

У церквушки, брошенной и древней,
С проржавевшим и кривым крестом,
Собралась едва ль не вся деревня,
Все дела оставив на потом.

И, припомнив, может быть, о чуде,
О каком мечталось с давних лет,
Всё смотрели и смотрели люди
Птицам исчезающим вослед.

И куда-то речь у них девалась,
Позабылись, кажется, слова...
А с деревьев тихо осыпалась
Жёлтая и красная листва.

Сгнили последние лавки,
Ветхие избы сгниют...
Сольвычегодские бабки
Долго на свете живут.
Передвигаются горбясь.
Мысль - о еде и тепле.
Их нежалеющий возраст
Гнёт - так и этак - к земле.
Шаг - как ползок черепахи.
Тянутся руки к узлам.
Страхи теперь и не страхи
Вечно присутствуют там -
Там, за погостным штакетом.
Сколько же можно терпеть! -
Лучше, конечно бы, летом,
Не поболев, умереть. -
Бабки, как дружба народов,
Знают, подводят итог.
После Никола Безгодов
Их закопает в песок.
Позже прольются осадки,
Позже рассеется дым...
...Были хорошие бабки.
Царство небесное им!..

Что за звуки внезапно ожили -
Душу бренную растревожили!

Населенье - гляди-ка! - местное,
Колокольное слыша пенье,
Прославляло это чудесное,
Это доброе воскресенье.

Бился колокол, новый колокол,
Бились льдины в реке гудящей,
Лился свет с высоты, расколотый
На сегодняшний день и вчерашний,
Собирая, как в горсть, мгновения
Благодатного воскресения.

Где деревянный крест, чугунный крест,
Могилы где, куда я взгляд ни кину, -
На кладбище
девчонка ест и ест
пригоршнями
созревшую малину.

А ветер тяжко листьями шуршит,
Поскрипывает шаткая ограда...
Он, как всегда, сегодня промолчит,
Не скажет осуждающе: "Не надо!"

Покажется, что в следующий миг
День, словно свечка, отгорев, растает.
И ветер, как юродивый старик,
За трапезою этой наблюдает.

Звуки музыки истошной.
Дождь уныло моросил.
А в буфете придорожном
Дядька пьяненький бузил.
И чего не посиделось,
И чего не полилось?
Словно жизни накипелость,
Повыплёскивалась злость.
Он жестоко мял котомку.
И обижен был на мир.
И кричал надрывно - громко,
Как заправский командир.
Знать, была на то охота -
Повыказывать свой нрав.
И сказал с упрёком кто-то: -
Зёма, явно ты не прав...
Он ругался очень гадко,
Те слова, что угли, жгли.
Но служители порядка
Безобразье пресекли.
Стало тихо, стало мирно.
Время - десять без пяти.
Отчего же так противно?..
Всех нас, Господи, прости...

Был вечер за окнами
не предвещавший ненастья
и падали яблоки
звёздами
с гнущихся веток
а после
лежали они
вкруг ствола и поодаль
зелёное с красным
и жёлтое что золотое
и каждое было
планетой
на этой планете.

Я ходил за живою водой
Не туда, не к колодцу
у дома,
А спускался по спуску
крутому
По тропе, что топталась
не мной.
И бренчала жестянка
слегка,
А душа, как вприпрыжку,
бежала,
А затем как пушинка
взлетала
В облака, в облака,
в облака!
Я ходил за водою к ручью -
На виду у старух и деревни.
Были избы и были деревья...
Как вернуться я в детство
хочу!
Побывать бы в той самой
поре.
И себе, но другому, в охоту
Зачерпнуть бы волшебную
воду,
Чтобы солнце плескалось
в ведре.

Последний дождь уходящего года
Всё тише,
тише,
тише
и тише...
Он падал на грядки пустынного огорода,
Он быстро катился с покатой крыши.
В последний раз прошуршал листвою,
Пройдя по городу
Сольвычегодску.
И нам взамен оставил
с тобою
Рубины - ягод рябины
горстку.

Быть может, головой качая,
Мне кто-то скажет: "Что вы, ах
Ведь ваша девочка - большая..
Катаю дочку на плечах!

А она меня обняла.
Неужели вам не понятно:
Эта ноша - не тяжела,
Эта ноша даже приятна!

Мы будем жить -
крылаты и легки -
как луговые белые цветки:
до часа, до секунды, до строки,
до векованья нитей дождевых -
по мановенью пишущей руки,
рождающей, возможно,
лучший стих.
По истеченью
очень многих лет,
по выраженью всех
счастливых глаз...
Мы будем жить,
как под Иконой свет...
Покуда кто-то
молится за нас.

Подчинилась любезному тону,
Ведь художник об этом просил -
Отдала, не подумав, икону,
Лишь бы только сберёг, сохранил.

И когда за родимым порогом
Отстучали его сапоги,
И с иконой простилась, и с Богом
И завыла она от тоски.

И завыла она, и завыла!
И назавтра тряслась, и потом...
Заграница икону купила.
Живописец достраивал дом.