Эльдар Рязанов - Музыка жизни (стихотворения)

Как пробиться еще к колдовству,
чтоб звучала строфа, как мелодия,
чтобы строчки несли красоту
и живыми остались в народе.

Когда я просто на тебя смотрю,
то за тебя судьбу благодарю.

Когда твоя рука в моей руке,
то всё плохое где-то вдалеке.

Когда щекой к твоей я прислонюсь,
то ничего на свете не боюсь.

Когда я глажу волосы твои,
то сердце замирает от любви.

Когда гляжу в счастливые глаза,
то на моих от нежности слеза.

Как то, что чувствую, пересказать?
Ты мне жена, сестра, подруга, мать.

Не существует безупречных слов,
что могут передать мою любовь.

И оттого, что рядом ты со мной,
я – добрый, я – хороший, я – живой.

Стих этот старомоден, неказист
и слишком прост, но искренен и чист.

С улыбкой светлой на тебя смотрю,
и жизнь, что вместе мы, благодарю.

После ливня летний лес в испарине.
Душно. Солнце село за рекой.
Я иду, а мне навстречу парень,
он – черноволосый и худой.

Он возник внезапно из туманности
со знакомым, близким мне лицом.
Где-то с ним встречался в давней
давности,
словно с другом, братом иль отцом.

Время вдруг смутилось, заколодилось,
стасовалось, как колода карт…
На меня глядела моя молодость —
это сам я сорок лет назад!

Головой кивнули одновременно,
посмотрели пристально в глаза.
Я узнал родную неуверенность…
О, как мне мешали тормоза!

На меня взирал он с тихой завистью,
с грустью я рассматривал его.
В будущем его, я знал безжалостно,
будет всё, не сбудется всего.

Он застенчив, весел, нет в нем скрытности,
пишет он наивные стихи.
Я провижу позднее развитие,
я предвижу ранние грехи.

Будут имя, книги, фильмы, женщины.
Только все, что взял, берешь ты в долг.
И на время… Нет нужды в оценщике —
ты пустым уходишь в эпилог.

Главное богатство – это горести,
наживаешь их из года в год!
Что имеет отношенье к совести,
из печалей и невзгод растет.

Он в меня смотрелся, словно в зеркало,
отраженье – старая балда!
Лишь бы душу жизнь не исковеркала,
если что другое – не беда.

Слушал он, смеялся недоверчиво,
сомневался в собственной судьбе.
Прошлое и нынешнее встретились!
Или я немного не в себе?

Попрощались мы с улыбкой странною,
разошлись и обернулись вслед.
Он потом растаял за туманами,
будто его не было и нет.

Только капли россыпями с дерева
шлепаются в мокрую траву…
Мне, пожалуй, не нужна уверенность,
было ли всё это наяву.

У природы нет плохой погоды —
написал я много лет назад.
Столько я упреков от народа
выслушал, что сам себе не рад.

Был моложе, веселей, беспечней,
не страшился я держать ответ.
Болтанешь, как будто плюнешь в вечность,
ан обратно уж дороги нет.

Да и мне не скрыться от судьбины:
отдых! Я приехал на курорт!
Три недели страшной холодины,
дождь на нас чихал, как злющий черт.

Мнимый парадокс весьма опасен,
фраза прилепилась, как печать.
Я и сам с собою не согласен,
я хочу при солнце отдыхать.

Штормы, вихри, смерчи, ураганы,
зной, буран, самум и снегопад,
я скажу вам, очень не желанны.
Я беру свои слова назад!

Отрекаюсь от своей ошибки,
забираю эту песню вспять.
У природы – редкие улыбки!
Только их и надо привечать.

Жизнь идет, сменяя цикл за циклом.
Ну, какая старость благодать?!
А меня и эту беспринципность
надо понимать и принимать.

Я снимаюсь тридцать лет в массовке,
у меня, считайте, юбилей.
Мне платили в день по трехрублевке,
а теперь – аж по пяти рублей.

Я носил немецкие мундиры,
ватники и фраки надевал,
я бывал и красным командиром,
но за белых тоже воевал…

Чтоб подзаработать хоть немного,
я в массовку как-то заскочил.
И застрял! Вот так кинематограф
жизнь мою обжег и погубил.

Съемки шли. Мне было интересно.
Верил, что еще сыграю роль.
Но судьба поставила на место:
и в кино, и в жизни – не герой!

Наважденье кончилось не скоро,
шашкой дымовой горели дни.
На меня орали режиссеры,
материли кинохолуи.

Но упрям! И не терял я веры.
Как-то раз мне дали эпизод.
Я вложил всю душу! В день премьеры
в Дом кино влез через черный ход.

Этот вечер помню и поныне,
мелочей не стерли и года…
Эпизода не было в помине,
вырезан был кем-то навсегда.

Продолжал мелькать я на экране,
и потел, и мерз, и хлопотал,
но всегда я был на заднем плане,
на передовую не попал.

Чередою шли кинокартины.
В вечном ожиданье перемен
я прожил средь слез из глицерина,
бутафорских стен, актерских сцен.

Оптимизм растаял, словно свечка.
Безнадега. Нищета. И злость.
Не сказал я в кадре ни словечка.
И за кадром тоже не пришлось.

Я – никто! Статист я из массовки.
Кинозвезд снимаю я тайком
и за фото их беру рублевки,
чтоб не слыть уж полным дураком.

Больше мне надеяться не стоит,
что осталось, надо доиграть.
Жизнь моя снята на целлулоид,
только там ее не отыскать.

Ну и пусть! Бухгалтер из конторы
тоже для меня не идеал.
Если мне предложат жизнь повторно,
я б на жизнь его не променял.

Воспоминанья зыбки, хрупки…
Их память прячет, хороня.
Теперь живут мои поступки
отдельной жизнью от меня.

Всех дел своих уж не припомню,
они – давно, они – везде.
И, словно брошенные комья,
круги пускают по воде.

Они меняют цепь событий,
рождают действия других…
Пусть за зазнайство жесткий критик
не посчитает слов моих.

Но чью-то участь чуть иначе
закрутит… Только чью и где?
И даст ли это «чуть» удачу?
Кого-то приведет к беде?