Эльдар Рязанов - Музыка жизни (стихотворения)

Дней через пять, к несчастью, ты здоров.
Укутали и вывели на солнце,
и ты забыл обиды, докторов.
А мысль о смерти спит на дне колодца.

Я все еще, как прежде жил, живу,
а наступило время отступленья.
Чтобы всю жизнь держаться на плаву,
у каждого свои приспособленья.

Я никогда не клянчил, не просил,
карьерной не обременен заботой.
Я просто сочинял по мере сил
и делал это с сердцем и охотой.

Но невозможно без конца черпать —
колодец не бездонным оказался.
А я привык давать, давать, давать.
И, очевидно, вдрызг поиздержался.

Проснусь под утро… Долго не засну…
О, как сдавать позиции обидно!
Но то, что потихоньку я тону,
покамест никому еще не видно.

Богатства я за годы не скопил,
порою жил и трудно, и натужно.
В дорогу ничего я не купил.
Да в этот путь и ничего не нужно.

С другом старым я расстался,
влез в отцепленный вагон…
И поехала вдруг станция,
заскользил назад перрон.

Мягко двинулись березы,
шаг ускорили столбы…
Чуть не навернулись слезы —
знак обманчивой судьбы.

Я теперь уже не нужен,
как исчерпанная мысль.
Городки бежали дружно,
переезды пронеслись.

Отпивал я помаленьку
железнодорожный чай,
мимо мчались деревеньки,
проезжал родимый край.

Что за странность? Что за диво?
Поезд без локомотива.
И не поезд, а вагон —
ни к чему не прицеплё́н.

Все стремительней стучали
в беге гулкие мосты.
И отъехали печали,
и растаяли мечты.

Вдруг какой-то городишко
встал у моего окна:
заграничные людишки
и чужая речь слышна.

А потом опять галопом
сквозь рассветы и туман
проскакала вся Европа…
За окошком – океан!

Свирепеют злые штормы,
волны небывалой формы,
выше крыши, больше нормы,
и в поклонах корабли.

А вагон стоит упорно.
Качки нет. И нет земли.

В том отцепленном вагоне
удивительный покой,
а вокруг меня в разгоне
раскрутился шар земной.

После океанской порки
материк притормозил…
Ноги я размял в Нью-Йорке,
кое-что сообразил.

Завертелась вновь пружина.
Проскочил в один момент
экзотической картиной
азиатский континент.

Семенили государства,
суетились города.
Не успев сказать им «здравствуй»,
я прощался навсегда.

Проявились вновь заботы,
завершался круг судьбы.
Круг беды или почета?
Шаг замедлили столбы.

Снова город мой вернулся,
скатертью лежит перрон…
Как некстати я проснулся!
Я хочу обратно в сон.

Я понял, что необразован,
хоть и прожил немало лет,
хотя начитан и подкован,
хоть и объехал целый свет.

Иной мужик, что рос в деревне,
попросвещеннее меня —
легко читает в книге древней,
природной книге бытия.

Он сойку отличит от дятла,
не спутает с пшеницей рожь,
ему как своему понятна
реки предутренняя дрожь.

По голосу он понимает
кто – коноплянка или дрозд?
В чужом лесу не заплутает
и знает много разных звезд.

По запаху он ищет травы,
легко в реке отыщет брод.
Он изучил букашек нравы,
какая рыба где живет.

Ему любой звереныш ведом,
и словно азбука – поля.
В преданьях, переданных дедом,
ему завещана земля.

Угадывает он погоду,
набит приметами – не счесть!
Не знает, любит ли природу,
поскольку сам природа есть.

Еще пишу, снимаю, сочиняю.
Дела идут и вроде хороши.
Но знаю – не живу, а доживаю.
И это пониманье – боль души.

Не жду удачи, озаренья, взлета.
Мне так и не достался главный приз.
И предстоит паршивенькое что-то,
крушение или круженье вниз.

Эпоха раскрутилась многолико
и припустилась в суматошный бег.
Смотрю ей вслед безропотно и тихо,
оставшийся в минувшем человек.

Не надо слишком быстро ездить,
запальчиво стремиться вдаль.
Наступит некогда возмездье —
вас остановят враз. А жаль!

Не надо слишком лихо мчаться,
других азартно обходить.
Придется разочароваться —
придется долго слезы лить.

Зачем вводить людей в расстройство
и издавать победный крик?
Есть специальное устройство:
улавливающий тупик.

Вот вы несетесь, вы несетесь,
и не нужны вам тормоза!
Добро, коль сами разобьетесь.
А то помогут вам друзья.

Ведь вы, набрав большую скорость,
тем огорчите всех. Тогда
решат, что повернуть вас впору
на путь, который в никуда.

Но если все ж, презрев условья,
вы вырветесь в чудесный миг,
вас заарканят, вновь изловят,
собьют, сошлют, заткнут в тупик.

Всё беспричинно. Чей-то взгляд. Весна.
И жизнь легка. Не давит ее ноша.
И на душе такая тишина,
что, кажется, от счастья задохнешься.

Всё беспричинно. Чей-то взгляд. Зима.
И жизнь тяжка. И неподъемна ноша.
И на душе такая кутерьма,
что, кажется, от горя задохнешься.

То ночь жарка, а то морозен день.
Вся жизнь в полоску, словно шкура тигра.
А на душе такая дребедень.
Да, жаль, к концу подходят эти игры…

Осень начинается в горах,
а затем сползает вниз, в долины…
В нижний лес прокрался желтый страх,
белый снег покрасил все вершины.

Старость начинается в ногах,
даже в зной, укутанные, мерзнут…
И ползет наверх холодный страх
предисловием событий грозных.

Какие звонкие ребята
пришли в конце пятидесятых, —
худы, крикливы, небогаты,
со свежим чувством, с тонкой кожей,
со словом новым, непохожим;
глаза дерзки, упрямы мышцы —
певцы, актеры, живописцы,
творцы кино и музыканты…
Какие звонкие таланты!

Теперь, в конце восьмидесятых,
в почете прежние ребята,
богаты и лауреаты,
и телом, и душой пузаты,
пропал их праведный запал.
Теперь, в конце восьмидесятых,
оборотились в доставал…
Какая жалкая расплата!