Владимир Маяковский - Том 1. Стихотворения, поэмы, статьи 1912-1917

Впрочем —
пусть их пишут.
Не мне в них рыться.
Я с характером.
Вол сам.
От чтенья их
в сердце заводится мокрица
и мозг зарастает густейшим волосом.

И писать не буду.
Лучше
проверю,
не широка ль в «Селекте» * Строка 25. «Селект» — гостиница в Петрограде. Строка 26. С Фадеем Абрамовичем сяду играть в око… — Ф. Л. Штейн — знакомый Маяковского. Око — карточная игра. Строка 38. Поссе В. — журналист, сотрудничал в органах либерально-буржуазного направления, читал лекции на самые разнообразные темы. Строка 42. Театр Мосоловой — театр миниатюр в Петрограде. Строка 46. «Задушевное слово» — журнал для детей. На страницах журнала печатались слащаво-сентиментальные произведения. средняя луза.

С Фадеем Абрамовичем сяду играть в око́ * Строка 26. С Фадеем Абрамовичем сяду играть в око… — Ф. Л. Штейн — знакомый Маяковского. Око — карточная игра. Строка 38. Поссе В. — журналист, сотрудничал в органах либерально-буржуазного направления, читал лекции на самые разнообразные темы. Строка 42. Театр Мосоловой — театр миниатюр в Петрограде. Строка 46. «Задушевное слово» — журнал для детей. На страницах журнала печатались слащаво-сентиментальные произведения. .
Есть
у союзников французов
хорошая пословица:
«Довольно дураков».

Пусть писатели начинают.
Подожду.
Посмотрю,
какою дрянью заначиняют
чемоданы душ.

Вспомнит толпа о половом вопросе.
Дальше больше оскудеет ум ее.
Пойдут на лекцию Поссе * Строка 38. Поссе В. — журналист, сотрудничал в органах либерально-буржуазного направления, читал лекции на самые разнообразные темы. Строка 42. Театр Мосоловой — театр миниатюр в Петрограде. Строка 46. «Задушевное слово» — журнал для детей. На страницах журнала печатались слащаво-сентиментальные произведения. :
«Финики и безумие».

Иззахолустничается.
Станет — Чита.
Футуризмом покажется театр Мосоло́вой * Строка 42. Театр Мосоловой — театр миниатюр в Петрограде. Строка 46. «Задушевное слово» — журнал для детей. На страницах журнала печатались слащаво-сентиментальные произведения. .
Дома запрется —
по складам
будет читать
«Задушевное слово» * Строка 46. «Задушевное слово» — журнал для детей. На страницах журнала печатались слащаво-сентиментальные произведения. .

Мысль иссушится в мелкий порошок.
И когда
останется смерть одна лишь ей,
тогда…
Я знаю хорошо —
вот что будет дальше.

Ко мне,
уже разукрашенному в проседь,
придет она,
повиснет на шею плакучей ивою:
«Владимир Владимирович,
милый» —
попросит —
я сяду
и напишу что-нибудь
замечательно красивое.

Будет луна.
Есть уже
немножко.
А вот и полная повисла в воздухе.
Это бог, должно быть,
дивной
серебряной ложкой
роется в звезд ухе́.

Вбежал.
Запыхался победы гонец:
«Довольно.
К веселью!
К любви!
Грустящих к черту!
Уныньям конец!»
Какой сногсшибательней вид?
Цилиндр на затылок.
Штаны — пила.
Пальмерстон * Строка 11. Пальмерстон — фасон пальто. застегнут наглухо.
Глаза —
двум солнцам велю пылать
из глаз
неотразимо наглых.
Афиш подлиннее.
На выси эстрад.
О, сколько блестящего вздора вам!
Есть ли такой, кто орать не рад:
«Маяковский!
Браво!
Маяковский!
Здо-ро-воо!»
Мадам, на минуту!
Что ж, что стара?
Сегодня всем целоваться.
За мной!
Смотрите,
сие — ресторан.
Зал зацвел от оваций.
Лакеи, вин!
Чтобы все сорта.
Что рюмка?
Бочки гора.
Пока не увижу дно,
изо рта
не вырвать блестящий кран…
Домой — писать.
Пока в крови
вино
и мысль тонка.
Да так,
чтоб каждая палочка в «и»
просилась:
«Пусти в канкан!»
Теперь — на Невский.
Где-то
в ногах
толпа — трусящий заяц,
и только
по дамам прокатывается:
«Ах,
какой прекрасный мерзавец!»

Разбоя след затерян прочно
во тьме египетских ночей.
Проверив рукопись
построчно,
гроши отсыпал казначей.
Бояться вам рожна какого?
Что
против — Пушкину иметь?
Его кулак
навек закован
в спокойную к обиде медь!

Не надо.
Не просите.
Не будет елки.
Как же
в лес
отпу́стите папу?
К нему
из-за леса
ядер осколки
протянут,
чтоб взять его,
хищную лапу.

Нельзя.
Сегодня
горящие блестки
не будут лежать
под елкой
в вате.
Там —
миллион смертоносных о́сок
ужалят,
а раненым ваты не хватит.

Нет.
Не зажгут.
Свечей не будет.
В море
железные чудища лазят.
А с этих чудищ
злые люди
ждут:
не блеснет ли у о́кон в глазе.

Не говорите.
Глупые речь заводят:
чтоб дед пришел,
чтоб игрушек ворох.
Деда нет.
Дед на заводе.
Завод?
Это тот, кто делает порох.

Не будет музыки.
Ру́ченек
где взять ему?
Не сядет, играя.
Ваш брат
теперь,
безрукий мученик,
идет, сияющий, в воротах рая.

Не плачьте.
Зачем?
He хмурьте личек.
Не будет —
что же с того!
Скоро
все, в радостном кличе
голоса сплетая,
встретят новое Рождество.

Елка будет.
Да какая —
не обхватишь ствол.
Навесят на елку сиянья разного.
Будет стоять сплошное Рождество.
Так что
даже —
надоест его праздновать.

Четыре.
Тяжелые, как удар.
«Кесарево кесарю — богу богово».
А такому,
как я,
ткнуться куда?
Где для меня уготовано логово?

Если б был я
маленький,
как Великий океан, —
на цыпочки б волн встал,
приливом ласкался к луне бы.
Где любимую найти мне,
такую, как и я?
Такая не уместилась бы в крохотное небо!