Владимир Маяковский - Том 6. Стихотворения, поэмы 1924-1925

Ой, поля,
       поля
зеленёшеньки,
исходили вас
наши ноженьки,
расчесали вас
плуги-бороны,
расстелились вы
во все стороны.
Ой, леса,
   леса
вы дремучие,
сколько спин, горбов
перемучили.
Как рубили вас,
доски стру̀гали,
корчевали пни,
жгли на уголья.
Ты болото,
          зыбь,
бездорожина,
и в тебя
   трудов
много вложено.
Как тебя гатить —
мало ко́рысти.
Нужно
   всем
       ломать
плечи в хворости.
Одному Петру
не поднять весь труд,
и один Семен
не на всё умен.
Потому
   у нас
испокон веков
хоть неписаный
есть
        закон таков.
Если ладят где
дело дельное,
то работа
        кипит
там артельная.
Где один
       весь год
ходит топчется,
там
      концы сведет
разом общество.
Про обычай
       тот
думал, братцы, я.
Нам
       давно сродни
кооперация.
Что ж,
   что слово-то
заграничное,
а ведь дело
          всем
распривычное.
Остановимся,
братцы, мыслями.
Ее выгоды
аж не счислим мы.
Где один
       в нужде
ходит, топчется,
снять
   беду с плеча
может общество.
Наша бедность-то,
как поля, ползет.
В голове
      у нас
темный лес растет.
Под ногами ж
колышет пучиною
брюхо,
   нажранное
купчиною.
Обзаведшись
       своей
частной лавочкой,
он товар
      продавал
с понадбавочкой.
По копеечке
да по рублику
обирал
деревенскую публику.
Закупив
   товар,
       рабочего
он к лавчонке своей
приохочивал
перекупщиком
да посредником.
Капиталом славился
средненьким.

В ближнем городе
брат его,
      лобаст,
закупает хлеб
в свой большой лабаз.
Продавал мужик,
хоть и нехотя,
да ведь некуда
больше ехать-то.
Лошаденка
          в езде
заморена,
а цена у купцов
уговорена.
Перешепчутся,
переглянутся,
барыши
   в их руках
и останутся.
Так,
       скупая
       рожь,
нам
       платил он грош.
На муку молол,
хлебы делая,
наживал
      на том
сотни целые.
Ну,
      а третий брат
жил
       с меньши́ми в лад:
хлеб
        в корабль грузил,
за моря возил.
Воротил старшой
миллионами.
Строил
   к дому дом
да с колоннами.
За границею
наша рожь —
       плоха,
пересыпана
пополам труха.
Так
      ловкач купец
сором потчевал
заграничного брата
рабочего.
Но узнавши
проделку ловкую,
стали
   хлеб наш
ценить дешевкою.
Покупатель
смотрит с досадою,
а на русский хлеб
цены падают.
Так жила
купецкая нация.
Не страшна ей
кооперация.
Соблюдал купец
свою выгоду,
не давал нам
       ни ходу,
ни выходу.

Да метлой
прошел
по Руси Октябрь.
От него
   богатей
побежал, кряхтя.
Господа
   оказались
не хра́бреньки —
побросали
         и земли
и фабрики.
Вот
      у нас
      товары
в одной руке,
а в другой —
       земля
с урожаями.
Вся задача
          в том,
чтобы ближе стать
нам
       плечом к плечу
с горожанами.
Так чего же ждать?
И чего корпеть?
Перекупщика
для чего терпеть?
На какого ж он будет лешего
нас обмеривать
да обвешивать?
Коль работать
       артелью
умели мы,
то чего ж
       торговать
не артелями?
Закупив товары,
стены выбелив,
не дадим
       торгашам
нашей прибыли.
Вспаши поля,
лес повычисти,
чтобы в них
       не жить
всякой нечисти
ни в полях,
          ни в лесах,
ни под кровлею.
Станем
   сами править
торговлею.
Да торгаш хитер.
Он
     не мешкает.
К нам идет
          с умильной
с усмешкою.
Говорит — поет,
смотрит ласково.
Жаль житья ему,
       вишь,
бедняцкого.
«Отнеситесь
       ко мне
с полной верою,
я во всем
       заодно
с массой серою.
Не хочу торговать,
но с охотою
в потребиловке
поработаю».
Напустив
       на всех
умиление,
влазит он
        без мыла
в правление.
В аккурат
       всегда,
прочих ранее,
он является
на собрание.
С головой такой
многоопытной
никому не заботно,
не хлопотно.
Так добившись
       доверья
и почести,
начинает он
       делать,
что хочется.
Он
      торговлю заводит
мудрую:
лишь духами торгует
да пудрою.
А напротив
       зятек его
в лавочке
держит все —
       от сапог
до булавочки.
Сахарок,
      деготек,
ситцы пестрые,
самовары,
         горшки,
косы вострые.
Керосин
      и топор,
гвоздь с махоркою.
То и знай
        к нему
       в дверь
лапти шоркают.
Ну, а в обществе
потребителей
весь товар,
          как есть,
на любителей.
И пошла гулять
злая славочка:
захирела, мол,
наша лавочка.
Без хозяина,
без старателя
не загнать в нее
покупателя.
Эй ты, новое
поколение,
выметай
      торгаша
из правления.
Обнаружь
        его
злые хитрости,
за порог
   его
время вытрясти.
Если встретится,
плюнь в глаза его.
В потребиловке
вы хозяева.
Наблюдайте
            купцову физию
и на них
наводите
       ревизию.
Самоварнику
да алтыннику
не бывать
        у нас
именинником.
Перекупщики
да лабазники,
скоро кончатся
ваши праздники.

Наливайся, рожь
колосистая,
раздавайся,
          песнь
голосистая.
Заграничное
купечество
все
      на нашу власть
в злобе мечется:
не позволила
       она
наживать
        на нас сполна,
от великих
          барышей
прогнала
       купцов взашей.
Заграничные
       рабочие
фашистами
       озабочены.
Хоть и лавки
       кооперативные,
да порядки
          у них
препротивные.
Там
       купцовы сынки
всюду рыскают,
набирают
        свору
фашистскую.
Потребилку громят
целой бандою,
дело это
      зовут
пропагандою.
Чуть
какой кооператив
по-советски
       глянет,
на него
   поворотив,
банда
   вмиг
       нагрянет.
Разрешит
        все дела,
пулями пугая.
Только
   эту
         пронесет,
жалует другая.
Тех,
       кто держится
       за нас,
не страшася пули,
мы
     должны
       поддержать
четвертого июля.
Чтобы было
       на кого
опираться им,
в Международный день
кооперации.
Этот праздник
       на селе
справим
      прочих веселей;
Как фашисты
       ни грозят,
а попятятся
           назад.
Хлебом,
      кожами,
       сырьем
их политику
       сорвем.
Рано ль,
   поздно ли —
коммунисты
       ведь
их сумеют
         за дверь
скоро выставить.