Томас Элиот - Полые люди. Стихотворения

Вот Беладонна, Повелительница Скал

И Повелительница обстоятельств,

А вот - Трехжезлый, следом - Колесо,

За ним - Торговец одноглазый, вот - Пустышка -

Товар, который на спине несет он,

Сие увидеть не дано мне. Что-то не найду

Повешенного. Страшитесь смерти от воды.

Теперь я вижу только толпы людей, шагающих

по кругу".

- Благодарю. - Скажите милой миссис Эквитон,

Что гороскоп я принесу сама,

Сейчас во всем необходима осторожность.

О город-призрак:

Под бурой пеленой тумана зимним утром

Поток толпы на лондонский стремится мост,

Я и не знал, что смерть взяла столь многих.

Короткие прерывистые вздохи,

И каждый под ноги себе глядит.

Поток стремится вверх и вниз вдоль по

Кинг-Вильям-Стрит

Туда, где отмеряет время Сент Мэри Вулнот,

И вот мертвящим звуком бьет удар девятый.

Я вдруг знакомца увидал и крикнул: "Стетсон!

Сражались вместе мы на корабле при Милах!

Скажи, тобой зарытый год назад в саду

Мертвец пророс ли? Зацветет весною?

А может, поразили внезапные морозы это ложе?

Ты Пса, гляди, не подпускай к нему, не то друг

человека

Опять когтями землю разгребет!

Ты! hypocrite lecteur! - mon semblamble, - mon frere!"

Как трон, средь мрамора сверкало Кресло,

Она здесь восседала средь зеркал

С пилястрами, увитыми лозою,

Златой Эрот выглядывал из-за

Ветвей (крылом закрыл глаза другой);

Удваивались семисвечников огни,

Свет отражался от зеркал и падал

На стол, ему навстречу блеск алмазный

Шел от атласной роскоши футляров.

Откупоренные флаконы из

Слоновой кости и стекла цветного

Таили странный, сложный аромат, -

Тревоживший и бередивший чувства,

Он одурманивал, а свежий воздух

Струился из окна и продлевал

Свечное пламя, вознося клубы

Под потолок, где смешивался дым

С орнаментами и резьбой кессонов.

Аквариум огромный, окаймленный

Каменьями цветными, весь блистал

Огнем и зеленью, и медью - в этом

Печальном свете плыл резной дельфин.

Как будто пасторальный вид в окне -

Картина над доской каминной, где

Изображалось превращенье Филомелы,

Поруганной царем фракийским зверски,

И вот она рыдает, соловей

Пустыню вечным пеньем наполняет,

Как будто целый мир ушам нечистым

Кричит: "Фьюить - Фьюить - Фьюить".

Со стен в глаза бросались и другие

Обломки времени, что извивались,

Вопили, комнату сдушив в объятьях.

По лестнице прошаркали шаги.

Пылал камин, бросая свет на пряди

Ее волос, как языки огня,

Под гребнем вившихся, чтоб раскалить

Слова и в дикой ярости затихнуть.

"Под вечер расшалились нервы. Нервы.

Побудь со мной. Скажи хоть слово. Слово.

О чем ты думаешь? О чем? Скажи!

Я никогда того не знала. Ну о чем ты?"

"Я думаю, мы на крысьей тропе,

Где кости свои мертвецы растеряли".

"Что там за шум?"

"Под дверью ветер воет".

"О чем шумит, о чем так воет ветер?"

"Да все о том же - ни о чем".

"Ты

Ничего не знаешь? Ты ничего не видишь?

Ничего

Не помнишь?"

"Нет, помню:

Стали перлами глаза".

"Ты жив иль нет? Неужто голова твоя пуста?"

"Однако

Ох Ох Ох Уж эти мне Шекспи-ки-ровские штучки

Так элегантно, так умно".

"Что же мне делать? Что же делать?

На улицу что ль выскочить в таком вот виде,

С растрепанными волосами? Что нам делать

завтра?

И вообще что делать?

Горячий душ с утра,

Коль будет дождь, машину подадут в четыре.

Мы будем в шахматы играть,

Тереть глаза, не знающие сна,

И стука в дверь, как прежде, дожидаться".

Когда демобилизовали мужа Лил,

Я ей сказала в лоб, без обиняков:

Прошу Поторопиться: Время

Альберт вернется скоро, пора бы за собою

последить.

Он спросит, что с деньгами стало, которые

при мне оставил он тебе на зубы.

"Давай-ка, вырви эти, Лил, - сказал он, -

И вставь нормальные, а то смотреть, ей-богу,

тошно".

"Подумай о бедняге, - я сказала. - Альберт

Четыре года вшей кормил, ему, конечно, хочется

пожить,

Не будет радости с тобою - так с другими".

"Ах вот как?" - говорит она. А я в ответ: "Да, так

и будет".

Она мне: "Буду знать, кому сказать спасибо". И

как-то странно на меня взглянула.

"Не хочешь - как хочешь. Продолжай в том же духе,

Его отобьют, - говорю, - и пиши пропало.

Если Альберт бросит тебя, знай, что сама виновата.

Стыдись, я сказала, ты выглядишь, как старуха

(А ей только тридцать один)".

"Что теперь делать, - сказала она с кислым видом. -

Все от таблеток, я принимала их, чтобы вытравить

это...

(У нее уже пятеро, когда Джорджа рожала, чуть не

загнулась.)

Аптекарь сказал, что это совсем безвредно, а со

мной вот что стало".

"Дура ты, - сказала я ей. - Набитая дура,

Для чего ты за него выходила, коли не хочешь

рожать?"

Прошу Поторопиться: Время

Прошу Поторопиться: Время

Альберт в воскресенье вернулся, и у них было жаркое,

Они позвали меня на обед, торопили, чтоб не остыло...

Прошу Поторопиться: Время

Прошу Поторопиться: Время

Спокночи, Билл. Спокночи, Лу. Спокночи, Мэй.

Спокночи.

Спокойной ночи, дамы, милые дамы, Спокойной

вам ночи.

Речной шатер снесли, и кисти последних листьев

Цепляются за скользкий мокрый берег. Нимфы

удалились.

О Темза милая, пока я песнь пою, смири теченье.

В реке не видно ни пустых бутылок, ни окурков,

Ни носовых платков из шелка, ни оберток, ни

других

Свидетельств летних вечеринок. Нимфы удалились.

А с ними их дружки, бездельники, сынки

директоров из Сити

Исчезли, не оставив адресов.

У вод Лемана я сидел и плакал...

О Темза милая, пока я песнь пою, смири теченье,

О Темза милая, негромким и недолгим будет пенье.

Когда порыв ударит ледяной,

Ехидный смех и лязг костей услышу за спиной.

В траве чуть слышно крыса прошуршала,

На берег брюхо скользкое втащив,

У вод безжизненного я сидел канала,

Удил за газовым заводом в зимний вечер,

Грустя о том, что брат-король погиб,

А перед ним король, отец мой, умер.

Белеет груда голых тел в низине,

На чердаке сухом скрежещут крысы

По сваленным костям который год.

Порою по весне мотор взревет

И загудит клаксон машины -

То к миссис Портер едет Суини.

Ах, льет лучи луна, блистая,

У миссис Портер дочка молодая,

Они в растворе соды ножки моют в мае.

Et О ces voix d'enfants, chantant dans la coupole!

Грех грех грех

Фьюить фьюить фьюить

Поруганная зверски

Терей

О город-призрак,

Под бурой пеленой тумана в зимний полдень

Купец из Смирны мистер Евгенидис,

Небрит, с карманами, набитыми коринкой,

Все документы наготове: свободная торговля,

Лондон,

Сказал мне на французском просторечье,