Борис Поплавский - Сочинения

Черный сок покрепчает от лет,
Для болезного сердца отрава.
Опьянеет и выронит славу
В малом цирке неловкий атлет.

В малом цирке, где лошади белые
По арене пригоже кружат,
И где смотрят поэты дрожа,
То, что люди бестрепетно делают.

Где под куполом лампы и тросы
И качели для храбрецов,
Где сидим мы, как дети матросов,
Провожающие отцов.

Лицо судьбы доподлинно светло,
Покрытое веснушками печали,
Как розовое тонкое стекло,
Иль кружевное отраженье шали.

Так в пруд летит ленивая луна,
Она купается в холодной мыльной пене,
То несказаемо удивлена,
То правдой обеспечена, как пенье.

Бормочет совесть, шевелясь во сне,
Но день трубит своим ослиным гласом,
И зайчики вращаются в тюрьме,
Испытанные очи ловеласов.

Так бедствует луна в моем мешке,
Так голодает дева в снежной яме,
Как сноб, что спит на оживленной драме,
Иль черт, что внемлет на ночном горшке.

Идет Твой день на мягких лапах,
Но я не ведаю, смеюсь.
Как тихий звук, как странный запах,
Вокруг меня витает жуть.

О, мстительница! Долго, долго
Ты ждешь наивно и молчишь.
Так спит в снегу капкан для волка
И тихо вьется сеть для рыб.

Поет зима. как соловей,
Как канарейка, свищет вьюга.
Луна восходит, а правей
Медведица подходит с юга

И сытый мир счастливый Твой
Не знает, что уже натянут
Прозрачный лук над головой,
Где волосы еще не вянут.

Иль, может быть, через эфир,
Как песня быстрая о смерти,
Уже стрела кривую чертит
По кругу, где стоит цифирь.

Я люблю, когда коченеет
И разжаться готова рука,
И холодное небо бледнеет
За сутулой спиной игрока.

Вечер, вечер, как радостна вечность,
Немота проигравших сердец,
Потрясающая беспечность
Голосов, говорящих: конец.

Поразительной тленностью полны
Розовеют святые тела,
Сквозь холодные, быстрые волны
Отвращенья, забвенья и зла.

Где они, эти лунные братья,
Что когда — то гуляли по ней?
Но над ними сомкнулись объятья
Золотых привидений и фей.

Улыбается тело тщедушно,
И на козырь надеется смерд.
Но уносит свой выигрыш душу
Передернуть сумевшая смерть.

Ты в полночь солнечный удар,
Но без вреда.
Ты в море серая вода,
Ты не вода.
Ты в доме непонятный шум,
И я пляшу.
Невероятно тяжкий сон.
Ты колесо:
Оно стучит по камням крыш,
Жужжит, как мышь,
И медленно в огне кружит,
Во льду дрожит,
В безмолвии на дне воды
Проходишь Ты,
И в вышине, во все сады,
На все лады.
И этому леченья нет.
Во сне, во сне
Течет сиреневый скелет,
И на луне
Танцует он под тихий шум
Смертельных вод.
И под руку я с ним пляшу,
И смерть, и черт.

Жизнь наполняется и тонет
  На дно, на дно,
И входит белый смех в хитоне,
  Мертвец в окно.

Там ложно зеркало светает
  В земной тюрьме,
И лето в гости прилетает
  К нагой зиме.

Стоит недвижно над закатом
  Скелет весов,
Молчит со звездами на платье
  Душа часов.

Кто может знать, когда луна
  Рукою белой,
Как прокаженная жена,
  Коснется тела.

В саду проснется хор цветов
  Ключ заблестит.
И соловей для темных слов
  Во тьму слетит.

Огонь спускается на льдину
  Лица жены.
Добро и зло в звезде единой
  Сопряжены.

Вокруг нее сияют годы,
  Цветы и снег,
И ночь вращается к восходу,
  А солнце к тьме.

Как непорочная комета
  Среди огня
Цари, невеста Бафомета,
  Забудь меня.

Священная луна в душе
Взойдет, взойдет.
Зеленая жена в воде
Пройдет, пройдет.

И будет на пустом морозе
Кровь кипеть,
На тяжкой деревянной розе
Птица петь.

Внизу вращается зима
Вокруг оси.
Срезает с головы сама
Сирень власы.

А с неба льется черный жар,
Мертвец сопит,
И падает на нос ножа
Актер, и спит.

А наверху кочует лед,
И в нем огонь
И шелест золотых колод
Рукой не тронь!

Прозрачный, нежный стук костей,
Там игроки.
Скелеты с лицами гостей,
Там дно реки.

Утопленники там висят
На потолке,
Ногами кверху входят в сад
И налегке.

А выше черный странный свет
И ранний час.
Входящий медленно рассвет
Из-за плеча.

И совершенно новый день
Забвенье снов,
Как будто и не пела тень,
Бренча без нот.

Я шаг не ускоряю сквозь года,
Я пребываю тем же, то есть сильным
Хотя в душе большие холода,
Охальник ветер, соловей могильный.

Так спит душа, как лошадь у столба,
Не отгоняя мух, не слыша речи.
Ей снится черноглазая судьба,
Простоволосая и молодая вечность.

Так посредине линии в лесу
На солнце спят трамвайные вагоны.
Коль станции — большому колесу
Не хочется вертеться в час прогона.

Течет судьба по душам проводов,
Но вот прорыв, она блестит в канаве,
Где мальчики, не ведая годов.
По ней корабль пускают из бумаги.

Я складываю лист — труба и ванты.
Еще раз складываю — борт и киль.
Плыви, мой стих, фарватер вот реки,
Отходную играйте, музыканты.

Прощай, эпическая жизнь,
Ночь салютует неизвестным флагом
И в пальцах неудачника дрожит
Газета мира с траурным аншлагом.

Путешественник хочет влюбиться,
Мореплаватель хочет напиться,
Иностранец мечтает о счастье,
Англичанин его не хотел.

Это было в стране синеглазой,
Где танцуют священные крабы,
И где первый, первейший из первых,
Дремлет в розовых нежных носках.

Это было в беспочвенный праздник,
В отрицательный, високосный,
День, когда говорят о наборе,
В день. когда новобранцы поют.

И махают своими руками,
Ударяют своими ногами,
Неотесанно голос повыся,
Неестественно рот приоткрыв.

Потому что над серою башней
Закружил алюминьевый птенчик,
И над кладбищем старых вагонов
Полыхнул розовеющий дым.