Оскар Уайльд - Баллада Редингской тюрьмы

But though lean Hunger and green Thirst
Like asp with adder fight,
We have little care of prison fare,
For what chills and kills outright
Is that every stone one lifts by day
Becomes one's heart by night.

With midnight always in one's heart,
And twilight in one's cell,
We turn the crank, or tear the rope,
Each in his separate Hell,
And the silence is more awful far
Than the sound of a brazen bell.

And never a human voice comes near
To speak a gentle word:
And the eye that watches through the door
Is pitiless and hard:
And by all forgot, we rot and rot,
With soul and body marred.

And thus we rust Life's iron chain
Degraded and alone:
And some men curse, and some men weep,
And some men make no moan:
But God's eternal Laws are kind
And break the heart of stone.

And every human heart that breaks,
In prison-cell or yard,
Is as that broken box that gave
Its treasure to the Lord,
And filled the unclean leper's house
With the scent of costliest nard.

Ah! happy day they whose hearts can break
And peace of pardon win!
How else may man make straight his plan
And cleanse his soul from Sin?
How else but through a broken heart
May Lord Christ enter in?

And he of the swollen purple throat.
And the stark and staring eyes,
Waits for the holy hands that took
The Thief to Paradise;
And a broken and a contrite heart
The Lord will not despise.

The man in red who reads the Law
Gave him three weeks of life,
Three little weeks in which to heal
His soul of his soul's strife,
And cleanse from every blot of blood
The hand that held the knife.

And with tears of blood he cleansed the hand,
The hand that held the steel:
For only blood can wipe out blood,
And only tears can heal:
And the crimson stain that was of Cain
Became Christ's snow-white seal.

In Reading gaol by Reading town
There is a pit of shame,
And in it lies a wretched man
Eaten by teeth of flame,
In burning winding-sheet he lies,
And his grave has got no name.

And there, till Christ call forth the dead,
In silence let him lie:
No need to waste the foolish tear,
Or heave the windy sigh:
The man had killed the thing he loved,
And so he had to die.

And all men kill the thing they love,
By all let this be heard,
Some do it with a bitter look,
Some with a flattering word,
The coward does it with a kiss,
The brave man with a sword!

Не в красном был Он в этот час
Он кровью залит был,
Да, красной кровью и вином
Он руки обагрил,
Когда любимую свою
В постели Он убил.

В тюремной куртке через двор
Прошел Он в первый раз,
Легко ступая по камням,
Шагал Он среди нас,
Но никогда я не встречал
Таких тоскливых глаз.

Нет, не смотрел никто из нас
С такой тоской в глазах
На лоскуток голубизны
В тюремных небесах,
Где проплывают облака
На легких парусах.

В немом строю погибших душ
Мы шли друг другу вслед,
И думал Я — что сделал Он,
Виновен или нет?
«Его повесят поутру», —
Шепнул мне мой сосед.

О Боже! Стены, задрожав,
Обрушились вокруг,
И небо стиснуло мне лоб,
Как раскаленный круг,
Моя погибшая душа
Себя забыла вдруг.

Так вот какой гнетущий страх
Толкал Его вперед,
Вот почему Он так смотрел
На бледный небосвод:
Убил возлюбленную Он
И сам теперь умрет!

Ведь каждый, кто на свете жил,
Любимых убивал,
Один — жестокостью, другой —
Отравою похвал,
Коварным поцелуем — трус,
А смелый — наповал.

Один убил на склоне лет,
В расцвете сил — другой.
Кто властью золота душил,
Кто похотью слепой,
А милосердный пожалел:
Сразил своей рукой.

Кто слишком преданно любил,
Кто быстро разлюбил,
Кто покупал, кто продавал,
Кто лгал, кто слезы лил,
Но ведь не каждый принял смерть
За то, что он убил.

Не каждый всходит на помост
По лестнице крутой,
Захлебываясь под мешком
Предсмертной темнотой.
Чтоб, задыхаясь, заплясать
В петле над пустотой.

Не каждый отдан день и ночь
Тюремщикам во власть,
Чтоб ни забыться Он не мог,
Ни помолиться всласть;
Чтоб смерть добычу у тюрьмы
Не вздумала украсть.

Не каждый видит в страшный час,
Когда в глазах туман,
Как входит черный комендант
И белый капеллан,
Как смотрит желтый лик Суда
В тюремный балаган.

Не каждый куртку застегнет,
Нелепо суетясь,
Пока отсчитывает врач
Сердечный перепляс,
Пока, как молот, бьют часы
Его последний час.

Не каждому сухим песком
Всю глотку обдерет,
Когда появится палач
В перчатках у ворот
И, чтобы жажду Он забыл,
В ремни Его возьмет.

Не каждому, пока Он жив,
Прочтут заупокой,
Чтоб только ужас подтвердил,
Что Он еще живой;
Не каждый, проходя двором,
О гроб споткнется свой.

Не каждый должен видеть высь,
Как в каменном кольце,
И непослушным языком
Молиться о конце,
Узнав Кайафы поцелуй
На стынущем лице.

И шесть недель Он ожидал,
Когда наступит час;
Легко ступая по камням,
Шагал Он среди нас,
Но никогда я не встречал
Таких тоскливых глаз.

Нет, не смотрел никто из нас
С такой тоской в глазах
На лоскуток голубизны
В тюремных небесах,
Где проплывают облака
На светлых парусах.

Он в страхе пальцев не ломал
И не рыдал в тоске,
Безумных призрачных надежд
Не строил на песке,
Он просто слушал, как дрожит
Луч солнца на щеке.

Он рук в надежде не ломал
За каменной стеной,
Он просто пил открытым ртом
Неяркий свет дневной,
Холодный свет последних дней
Он пил, как мед хмельной.

В немом строю погибших душ
Мы шли друг другу вслед,
И каждый словно позабыл
Свой грех и свой ответ,
Мы знали только, что Его
Казнить должны чуть свет.

Как странно слышать легкий шаг,
Летящий по камням,
Как странно видеть жадный взгляд,
Скользящий к облакам,
И знать, что Он свой страшный долг
Уплатит палачам.

Из года в год сирень цветет
И вянет в свой черед,
Но виселица никогда
Плода не принесет,
И лишь когда живой умрет,
Созреет страшный плод.

Все первый ряд занять хотят,
И всех почет влечет,
Но кто б хотел в тугой петле
Взойти на эшафот,
Чтоб из-под локтя палача
Взглянуть на небосвод?

В счастливый день, в счастливый час
Кружимся мы смеясь,
Поет гобой для нас с тобой,
И мир чарует глаз,
Но кто готов на смертный зов
В петле пуститься в пляс?

Нам каждый день казнил сердца
Тревогой ледяной:
В последний раз один из нас
Проходит путь земной,
Как знать, в каком аду пылать
Душе Его больной.

Но вот однажды не пришел
в тюремный двор мертвец,
И знали мы, что черный суд
Свершился наконец,
Что сердце брата не стучит
Среди живых сердец.

Мы встретились в позорный день,
А не в святую ночь,
Но в бурю гибнущим судам
Друг другу не помочь:
На миг столкнули волны нас
И разбросали прочь.