Борис Кулибин - Тюремный вальс (стихи)

Там появлялась Танька и ехала после кабака к деловому домой. Оглядывала квартиру, когда уставший от вина и любви клиент засыпал, находила тайники, а утром уходила, назначив новому другу днем свидание.

Приезжала к Борису, рассказывала о схронах и замках, и он шел на дело.

Так они грохнули пять квартир.

А на шестой...

Учил его Бес: бухой и с бодуна на дело не ходи.

А тут загулял малость. Танька утром приехала, дала наводку, и он решил идти на дело. Похмелился он с соседом Жорой Бакланом, оттянувшим срок за хулиганство. И тот упросил взять его с собой.

Все сделали чисто. Клещ взял деньги и ценности, а Баклан коврик прихватил, уж очень приглянулся он ему.

Вышли, начали такси ловить. А вместо него подъехала милицейская "канарейка".

Борис сразу в сторону отошел. Что с него взять. Одет хорошо, в руках ничего нет.

А Баклан базарить стал.

- Мой ковер, - подтвердил Боря.

Чей ковер, точно определили на следствии. И опять пятерка. Уехал на строгий, как рецидивист, на Урал. И опять от звонка до звонка.

Вернулся - и снова Танька, и снова работа. На этот раз на свободе он прожил долго - целых девять месяцев. Взял семь квартир. Но опера угрозыска тоже не дураки, изучили его почерк и взяли ночью.

И снова пятерка.

На этот раз попал он в беспредельную зону, хуже, чем в сучью, в Кабардино-Балкарию.

Сидели там одни кавказцы. Чеченцы, дагестанцы, балкарцы.

Паханом в зоне был свердловский законник Шипа, но черные не хотели жить по русским законам, приходилось их учить кулаками и заточками.

Тяжелый был срок. Словно не в воровское братство он попал, а к нынешним беспредельщикам.

С разрешения пахана Борис получил специальность тракториста.

Он мотал четвертый срок. Восемнадцать лет должен был отдать лагерям. В Кабардино-Балкарии он впервые понял, что воровской закон весьма удобный миф для паханов и законников.

Там ему во второй раз предложили "короноваться". Получить титул "вора в законе".

За него могли сказать авторитетное слово люди по разным зонам.

Но он пошел в отказ.

- Смотри, - сказал Шипа, - тебе жить. Решай.

И он решил, откинувшись с зоны, порвать со своим прошлым. Слишком уж много грязи и крови видел он в тюрьмах, на этапах, на зонах.

К тому же там, в Кабарде, Борис увлекся поэзией. Начал много читать, старался серьезно работать над стихами.

А когда вернулся, бесправным, не прописанным, без перспектив и заработка, встретил свою первую любовь.

Она жила в соседнем доме. Звали ее Марина. У нее была ученая степень и работала она в крупном НИИ.

И она полюбила его. Бывшего вора. Человека без настоящего, а возможно, и без будущего.

Марина водила его на выставки, в театр, на концерты. А он писал стихи и стеснялся ей читать, слишком уж они были не похожи на поэтические сборники из библиотеки Марины.

А она, чем могла, помогала ему. Договорилась с участковым, чтобы не приставал к Борису, нашла людей, которые могли помочь ему прописаться в городе.

Однажды утром, когда Марина ушла на работу, в дверь позвонили.

На пороге стоял молодой парень в кожаной куртке.

- Ты Клещ?

- Ну?

- Тебе "малява". Братва зовет на сходняк в ростов.

В тот же день Борис уехал в Муром. Рвать с прошлым так рвать. Тем более что по воровскому закону урка, собравшийся жениться, может спокойно уйти из братства.

Его нашли и в Муроме. И снова позвали на сходняк. Потом был Владимир, и там к нему пришли.

Он уехал в Рязань, устроился трактористом на ДСК, зарабатывал хорошо. Снял комнату в поселке Мирный. Кажется, все складывалось. Есть работа, деньги, стихи хорошо пишутся, а, главное, любовь заполняла всю его жизнь.

Они подошли к нему, когда он через поле возвращался с работы.

- Здорово, Клещ.

- Привет.

- Разговор есть. Вон машина, поехали.

- Поехали.

На окраине Мирного его ждали четверо. Двое из них были воры "в законе" Гора и Грек. Самые авторитетные люди в уголовном мире.

- Ну что, Клещ, на сходняки не ездишь, братьев своих сторонишься? спросил Гора.

- Я женюсь, - ответил Борис, - закон мне это позволяет. А сдавать я никогда не стану, ссученным не был и не буду.

- Закон, - блеснул фиксами Гора, - для тебя закон - я. Я звал - ты не пришел. Мой суд короткий. Мочи его!

Борис ничего не почувствовал, только вдруг все завертелось перед глазами и стало темно.

И сквозь внезапно нахлынувшую боль он услышал, как Гора сказал:

- Выживет - свободен. Наденет деревянный бушлат_- туда ему и дорога.

Он выжил.

Как пел Володя Высоцкий: "Врач резал вдоль и поперек..."

В больнице с ним была Марина. Любовь помогла Борису подняться с больничной койки.

В 1989 году было разрешено прописывать в Москве. Он прописался на Камышинской набережной.

Камышинская набережная! Камышинская набережная...

Станция первой любви. Место, где нашел он наконец покой и утешение.

Борис начал работать шофером на телецентре. А однажды он из Останкина на Мосфильм вез веселого доброжелательного человека.

Они разговорились. Оказалось, что в его машине сидел известный кинорежиссер Леонид Марягин.

- Ты был на киностудии? - спросил он Бориса.

- Нет.

- Пошли покажу.

После этой короткой экскурсии Борис Кулябин заболел кино. Но он продолжал писать свои песни и крутить баранку.

Через несколько месяцев он собрался с духом и позвонил Марягину.

- Леонид Георгиевич, послушайте мои песни.

- Приезжай.

Лене Марягину песни понравились. Он позвонил Элеоноре Филиной, ведущей тогда радиопередачу "В нашу гавань заходили корабли".

Так песни Бориса Кулябина начали звучать по радио. Потом он попал в телепередачу к Льву Новоженову. Я помог Борису напечатать стихи в нескольких газетах.

Потом появилась кассета с его песнями. Было несколько выступлений на разных клубных площадках.

Но самое главное случилось недавно - Борис Кулябин сыграл роль уголовника Клеща в фильме Марягина "Сто первый километр".

Как ни странно, в нем пересеклись две судьбы. Молодость автора Лени Марягина и жизнь зловредного вора.

В следующем году фильм выйдет на экраны. Если вас заинтересовала судьба Бориса Кулябина, посмотрите эту ленту.

Так кончилась история вора-домушника по кличке Клещ и началась новая жизнь барда и киноактера Бориса Кулябина.

Вот текст одной из его последних песен:

Не разлучит меня небушко с землей,

Сколько раз я расставался сам с собой,

Убегал, мне все казалось, от себя,

Тосковал по милой девушке - любя.

И в тайгу меня столыпин увозил,

Сколько ж лет я сосны с елками валил,

Сколько ж новых оцеплений прошагал,

Трудно было и противно - я молчал.

Письма ждал я от старушки и сестер,

И горел таежный жаркий тот костер,

И во снах мне снились братья и отец,