Сергей Есенин - Том 6. Письма

… в «Звезде» — «Песнь» …— Поэма «Песнь о великом походе» опубликована в № 5 «Звезды» за 1924 г., вышедшем не ранее нояб. (подробнее см. ВЛ, 1977, № 6, и наст. изд., т. 3, с. 582).

Два новых персид <���ских> стих <���отворения>… — Речь идет о стихотворениях «Воздух прозрачный и синий…» и «Золото холодное луны…», которые Есенин просит поставить перед сданными «дома», т. е. во время его пребывания в Москве в марте 1925 г. (см. наст. изд., т. 1, с. 654).

Я твоих …— см. варианты к стихотворению «Голубая родина Фирдуси..» (наст. изд., т. 1, с. 373).

Предписано ехать в Абас-Туман . — Горноклиматический курорт в Грузии для лечения легочных и нервных заболеваний. Поездка Есенина не состоялась.

После выправки жизнь меняю . — Ср. с п. 192 и коммент. к нему.

220. Г. А. Бениславской . 12 мая 1925 г. (с. 214). — Хроника, 2, 188.

Печатается по фотокопии автографа (ИМЛИ).

Муран — мой бакинский друг . — См. упоминание К. М. Мурана в п. 189, а также Письма, 253.

Я еду в Абас-Туман . — См. коммент. к п. 219.

221. В. И. Качалову . 15 мая 1925 г. (с. 215). — Есенин 5 (1962), с. 208.

Печатается по автографу, исполненному на бланке «Редакция газеты „Бакинский рабочий“» (ИМЛИ).

Написано в больнице водников, в первый день начала гастролей труппы Московского Художественного театра в Баку (они продолжались 6 дней — с 15 по 20 мая 1925 г.).

Здесь и напечатал, кроме «Красной нови», стих <���отворение> «Джиму» . — Имеется в виду стихотворение «Собаке Качалова» («Дай, Джим, на счастье лапу мне…»), опубликованное в Бак. раб. 7 апр. 1925 г., № 77. Вероятно, предполагалась публикация стихотворения и в Кр. нови, но при жизни поэта она не состоялась. Стихотворение было напечатано посмертно во втором номере журнала за 1926 г.

О том, как создавалось стихотворение, В. И. Качалов вспоминал: «„Приведем к вам сегодня Есенина“, — объявили мне как-то Пильняк и Ключарев. Это было, по-моему, в марте 1925 года. „Он давно знает вас по театру и хочет познакомиться“. <���…> Часам к двенадцати ночи я отыграл спектакль, прихожу домой. Небольшая компания моих друзей и Есенин уже сидят у меня. Поднимаюсь по лестнице и слышу радостный лай Джима, той самой собаки, которой потом Есенин посвятил стихи. Тогда Джиму было всего четыре месяца. Я вошел и увидал Есенина и Джима — они уже познакомились и сидели на диване, вплотную прижавшись друг к другу. Есенин одною рукой обнял Джима за шею, а в другой держал его лапу и хриплым баском приговаривал: „Что это за лапа, я сроду не видал такой“. Джим радостно взвизгивал, стремительно высовывал голову из-под мышки Есенина и лизал его лицо. Есенин встал и с трудом старался освободиться от Джима, но тот продолжал на него скакать и еще несколько раз лизнул его в нос. „Да постой же, может быть, я не хочу больше с тобой целоваться. Что же ты, как пьяный, все время лезешь целоваться!“ — бормотал Есенин с широко расплывшейся детски-лукавой улыбкой. Сразу запомнилась мне эта его детски-лукавая, как будто даже с хитрецой улыбка. <���…>

Сидели долго. Пили. О чем-то спорили, галдели, шумели. Есенин пил немного, меньше других, совсем не был пьян, но и не скучал <���…>

Джиму уже хотелось спать, он громко и нервно зевал, но, очевидно, из любопытства присутствовал, и, когда Есенин читал стихи, Джим внимательно смотрел ему в рот. Перед уходом Есенин снова долго жал ему лапу: „Ах ты, черт, трудно с тобой расстаться. Я ему сегодня же напишу стихи. Приду домой и напишу“. <���…>

Прихожу как-то домой — вскоре после моего первого знакомства с Есениным. Мои домашние рассказывают, что без меня заходили трое: Есенин, Пильняк и еще кто-то, Тихонов, кажется. У Есенина на голове был цилиндр, и он объяснил, что надел цилиндр для парада, что он пришел к Джиму с визитом и со специально ему написанными стихами, но так как акт вручения стихов Джиму требует присутствия хозяина, то он придет в другой раз. И все трое молча ушли. <���…> Но вот сижу в Баку на вышке ресторана „Новой Европы“. <���…> Приходит молодая миловидная смуглая девушка и спрашивает:

— Вы Качалов?

— Качалов, — отвечаю.

— Один приехали?

— Нет, с театром.

— А больше никого не привезли?

Недоумеваю. <���…>

— А Джима нет с вами? — почти вскрикнула.

— Нет, — говорю, — Джим в Москве остался.

— А-яй, как будет убит Есенин, он здесь в больнице уже две недели, все бредит Джимом и говорит докторам: „Вы не знаете, что это за собака. Если Качалов привезет Джима сюда, я буду моментально здоров. Пожму ему лапу и буду здоров, буду с ним купаться в море“.

Девушка отошла от меня огорченная.

— Ну что ж, как-нибудь подготовлю Есенина, чтобы не рассчитывал на Джима.

<���…> конец декабря в Москве. Есенин в Ленинграде. Сидим в „Кружке“. Часа в два ночи вдруг почему-то обращаюсь к Мариенгофу:

— Расскажи, что и как Сергей.

— Хорошо, молодцом, поправился <���…>. Был у него неделю назад, навещал его в санатории, просил тебе кланяться. И Джиму — обязательно» (Восп., 2, 251–256).

В воскресенье выйду из больницы (болен легкими) . — Воскресенье приходилось на 17 мая 1925 г. Есенин перенес простудное заболевание (см. п. 219).

Очень хотелось бы увидеть Вас …— Встреча состоялась в театре 20 мая 1925 г. В этот день шел спектакль «Царь Федор Иоаннович» А. К. Толстого. Как вспоминал позже Качалов, Есенин прислал ему через театрального сторожа записку, и артист привел гостя за кулисы в гримерную (записка Есенина не найдена). Здесь Качалов познакомил Есенина с К. С. Станиславским.

В июне 1925 г. из Харькова Качалов писал жене: «В Баку возился с Есениным, укрощал его. Его как раз выпустили из больницы ко дню нашего приезда очень похудевшим, без голоса… В общем, он очень милый малый, с очень нежной душой. Хулиганство у него напускное, — от молодости, от талантливости, от всякой „игры“» (Письма, 349).

Об отношении Качалова к Есенину многое говорит тот факт, что в концертном репертуаре артиста было более десяти стихотворений поэта. В свою очередь и Есенин высоко ценил талант Качалова. Любопытен эпизод, описанный в книге В. Эрлиха «Право на песнь»: «Мы стоим на Тверской. Перед нами горой возвышается величественный, весь в чесуче Качалов. Есенин держится скромно, почти робко. Когда мы расходимся, он говорит:

— Ты знаешь, я перед ним чувствую себя школьником! Ей-богу! А почему, понять не могу! Не в возрасте же дело!» (Восп., 2, 341).

222. Г. А. Бениславской . 25 мая 1925 г. (с. 215). — ЛР, 1975, 3 окт., № 40, с. 7 (в статье В. А. Вдовина «Признание: Новые штрихи к биографии С. Есенина», с ошибочной датой).

Печатается по автографу — черновику телеграммы (РГАЛИ, ф. П. И. Чагина).

Датируется по содержанию и воспоминаниям В. И. Болдовкина, который переписал текст этого автографа Есенина на телеграфный бланк и отправил в тот день телеграмму перед отходом поезда (см. статью Я. Садовского «Рядом с Есениным» — газ. «Советская культура», 1978, 10 окт., № 41, с. 8). Первая адекватная датировка — Есенин 6 (1980), с. 188.