Александр Блок - Том 2. Стихотворения и поэмы 1904-1908

Глаза горят, как две свечи,
О чем она тоскует звонко?
Поймем. Не то пронзят ребенка
Безумных глаз твоих мечи.

Господь, ты слышишь? Господь, простишь ли? —
Весна плыла высоко в синеве.
На глухую улицу в полночь вышли
Веселые девушки. Было — две.

Но Третий за ними — за ними следом
Мелькал, неслышный, в луче фонаря.
Он был неведом… одной неведом:
Ей казалось… казалось, близка заря.

Но синей и синее полночь мерцала,
Тая, млея, сгорая полношумной весной.
И одна сказала… «Ты слышишь? — сказала. —
О, как страшно, подруга… быть с тобой».

И была эта девушка в белом… в белом,
А другая — в черном… Твоя ли дочь?
И одна — дрожала слабеньким телом,
А другая — смеялась, бежала в ночь…

Ты слышишь, господи? Сжалься! О, сжалься!
Другая, смеясь, убежала прочь…
И на улице мертвой, пустынной остались…
Остались… Третий, она и ночь.

Но, казалось, близко… Казалось, близко
Трепетно бродит, чуть белеет заря…
Но синий полог упал так низко
И задернул последний свет фонаря.

Был синий полог. Был сумрак долог.
И ночь прошла мимо них, пьяна.
И когда в траве заблестел осколок,
Она осталась совсем одна.

И первых лучей протянулись нити,
И слабые руки схватили нить…
Но уж город, гудя чредою событий,
Где-то там, далеко, начал жить…

Был любовный напиток — в красной пачке кредиток,
И заря испугалась. Но рукою Судьбы
Кто-то городу дал непомерный избыток,
И отравленной пыли полетели столбы.

Подходили соседи и шептались докучно.
Дымно-сизый старик оперся́ на костыль —
И кругом стало душно… А в полях однозвучно
Хохотал Невидимка — и разбрасывал пыль.

В этом огненном смерче обняла она крепче
Пыльно-грязной земли раскаленную печь…
Боже правый! Соделай, чтобы твердь стала легче!
Отврати твой разящий и карающий меч!

И откликнулось небо: среди пыли и давки
Появился архангел с убеленной рукой:
Всем казалось — он вышел из маленькой лавки,
И казалось, что был он — перепачкан мукой…

Но уж твердь разрывало. И земля отдыхала.
Под дождем умолкала песня дальних колес…
И толпа грохотала. И гроза хохотала.
Ангел белую девушку в дом свой унес.

Я вам поведал неземное.
Я всё сковал в воздушной мгле.
В ладье — топор. В мечте — герои.
Так я причаливал к земле.

Скамья ладьи красна от крови
Моей растерзанной мечты,
Но в каждом доме, в каждом крове
Ищу отважной красоты.

Я вижу: ваши девы слепы,
У юношей безогнен взор.
Назад! Во мглу! В глухие склепы!
Вам нужен бич, а не топор!

И скоро я расстанусь с вами,
И вы увидите меня
Вон там, за дымными горами,
Летящим в облаке огня!

Веселье в ночном кабаке.
Над городом синяя дымка.
Под красной зарей вдалеке
Гуляет в полях Невидимка.

Танцует над топью болот,
Кольцом окружающих домы,
Протяжно зовет и поет
На голос, на голос знакомый.

Вам сладко вздыхать о любви,
Слепые, продажные твари?
Кто небо запачкал в крови?
Кто вывесил красный фонарик?

И воет, как брошенный пес,
Мяучит, как сладкая кошка,
Пучки вечереющих роз
Швыряет блудницам в окошко…

И ломится в черный притон
Ватага веселых и пьяных,
И каждый во мглу увлечен
Толпой проституток румяных…

В тени гробовой фонари,
Смолкает над городом грохот…
На красной полоске зари
Беззвучный качается хохот…
Вечерняя надпись пьяна
Над дверью, отво́ренной в лавку…
Вмешалась в безумную давку
С расплеснутой чашей вина
На Звере Багряном — Жена.

Он говорил умно и резко,
  И тусклые зрачки
  Метали прямо и без блеска
Слепые огоньки.

  А снизу устремлялись взоры
От многих тысяч глаз,
  И он не чувствовал, что скоро
Пробьет последний час.

  Его движенья были верны,
И голос был суров,
  И борода качалась мерно
В такт запыленных слов.

  И серый, как ночные своды,
Он знал всему предел.
  Цепями тягостной свободы
Уверенно гремел.

  Но те, внизу, не понимали
Ни чисел, ни имен,
  И знаком долга и печали
Никто не заклеймен.

И тихий ропот поднял руку,
  И дрогнули огни.
Пронесся шум, подобный звуку
  Упавшей головни.

Как будто свет из мрака брызнул,
  Как будто был намек…
Толпа проснулась. Дико взвизгнул
  Пронзительный свисток.

И в звоны стекол перебитых
  Ворвался стон глухой,
И человек упал на плиты
  С разбитой головой.

Не знаю, кто ударом камня
  Убил его в толпе,
И струйка крови, помню ясно,
  Осталась на столбе.

Еще свистки ломали воздух,
  И крик еще стоял,
А он уж лег на вечный отдых
  У входа в шумный зал…

Но огонек блеснул у входа…
  Другие огоньки…
И звонко брякнули у свода
  Взведенные курки.

И промелькнуло в беглом свете,
  Как человек лежал,
И как солдат ружье над мертвым
  Наперевес держал.

Черты лица бледней казались
  От черной бороды,
Солдаты, молча, собирались
  И строились в ряды.

И в тишине, внезапно вставшей,
  Был светел круг лица,
Был тихий ангел пролетавший,
  И радость — без конца.

И были строги и спокойны
  Открытые зрачки,
Над ними вытянулись стройно
  Блестящие штыки.

Как будто, спрятанный у входа
  За черной пастью дул,
Ночным дыханием свободы
  Уверенно вздохнул.

Вися над городом всемирным,
В пыли прошедшей заточен,
Еще монарха в утре лирном
Самодержавный клонит сон.

И предок царственно-чугунный
Всё так же бредит на змее,
И голос черни многострунный
Еще не властен на Неве.

Уже на до́мах веют флаги,
Готовы новые птенцы,
Но тихи струи невской влаги,
И слепы темные дворцы.

И если лик свободы явлен,
То прежде явлен лик змеи,
И ни один сустав не сдавлен
Сверкнувших колец чешуи.