Иоганн Гёте - Фауст

Кто там?

Свои!

Свинья!

Пора расстаться.

Да, правда, сударь, поздно, час ночной.

Нельзя ли проводить мне вас домой?

О нет! Что скажет мать?

Так мне убраться?
Счастливо оставаться!

В добрый час!

До скорого свиданья.

Просто диво,
Куда он устремляет мысль свою!
А я пред ним в смущении стою,
Всему поддакиваю торопливо.
И все же в толк никак я не возьму,
Чем я могла понравиться ему?

Пресветлый дух, ты дал мне, дал мне все,
О чем просил я. Ты не понапрасну
Лицом к лицу явился мне в огне.
Ты отдал в пользованье мне природу,
Дал силу восхищаться ей. Мой глаз
Не гостя дружелюбный взгляд без страсти, —
Но я могу до самого нутра
Заглядывать в нее, как в сердце друга.
Ты предо мной проводишь череду
Живых существ и учишь видеть братьев
Во всем: в зверях, в кустарнике, в траве. [51] …учишь видеть братьев/ Во всем, в зверях, в кустарнике, в траве. — Согласно учению Гердера, которое было очень близко Гете-натурфилософу, «старейшие братья человека — животные».
Когда ж бушует буря в темной чаще
И, рушась наземь, вековая ель
Ломает по пути стволы и сучья
И грохоту паденья вторит даль,
Подводишь ты меня к лесной пещере,
И там, в уединенной тишине,
Даешь мне внутрь себя взглянуть, как в книгу,
И тайны увидать и тьмы чудес.
Я вижу месяц, листья в каплях, сырость
На камне скал и на коре дерев,
И тени движущихся туч похожи
На чудищ первобытной старины.
Как ясно мне тогда, что совершенства
Мне не дано. В придачу к тяге ввысь,
Которая роднит меня с богами,
Дан низкий спутник мне. Я без него
Не обойдусь, наперекор бесстыдству,
С которым обращает он в ничто
Мой жребий и твое благословенье.
Он показал мне чудо красоты, [52] Он показал мне чудо красоты… — Фауст, надо думать, говорит здесь не о Маргарите, а об образе Елены (из сцены «Кухня ведьмы»).
Зажег во мне и раздувает пламя,
И я то жажду встречи, то томлюсь
Тоскою по пропавшему желанью.

Скажи, какой анахорет!
Спасается в лесу под елью!
Или спасенья от безделья
Повеселее, что ли, нет?

А у тебя других нет дел,
Как докучать мне неотлучно?

Шучу. Я спорить не хотел.
Все время препираться скучно.
Ты, брат, ворчун и нелюдим.
Хоть разорвись ему в угоду,
Одно лишь наказанье с ним.
Нет от него житья-проходу.

Еще спасибо говорить,
Что ты пристал ко мне, как муха?

О сын земли! Хочу спросить,
Что б делал ты без злого духа?
Не спас ли я тебя вполне
От философского угара?
И не благодаря ли мне
Ты не сошел с земного шара?
Так что ж ты разгонять тоску
Засел совой под тенью граба
И варишься в своем соку,
Питаясь воздухом, как жаба?
О, как в тебе еще, заметно,
Сидит ученый кабинетный!

Когда б ты ведал, сколько сил
Я черпаю в глуши лесистой,
Из зависти одной, нечистый,
Ты б эту радость отравил.

Вот неземное наслажденье!
Ночь промечтать средь гор, в траве,
Как божество, шесть дней творенья
Обняв в конечном торжестве!
Постигнуть все под небосводом,
Со всем сродниться и потом
С высот свалиться кувырком —
Куда, сказал бы мимоходом,
(с презрительным жестом)
Но этого простейший стыд
Мне выговорить не велит.

Какая грязь!

Какая грязь!
Вся кровь от ярости зажглась:
Как твой стыдливый слух тревожит,
Едва я прямо назову
То, без чего по существу
Твоя стыдливость жить не может!
Ну что же, лги и лицемерь,
Насколько совести хватает,
Однако вот о чем теперь:
В своей конурке Гретхен тает,
Она в тоске, она одна,
Она в тебе души не чает,
Тобой жива, тобой полна.
Ее любовь, как ширь разлива,
Без удержу, без берегов,
А сам ты присмирел трусливо
И руки умывать готов!
Чем созерцать, как за опушкой
Мерцает хор ночных светил,
Ты б приунывшую подружку
За жар любви вознаградил!
Она в окошко наблюдает,
Как тянут тучи без числа,
И дни и ночи распевает;
«Когда б я ласточкой была!»
Она то шутит, то ненастье
Туманит детские черты,
Ее глаза по большей части
Заплаканы до красноты.

Змея! Змея!

Да, вижу я,
Что клюнуло, душа моя!

Сгинь, искуситель окаянный,
О ней ни слова, негодяй,
И чувственного урагана,
Уснувшего, не пробуждай!

А девочку терзает страх,
Что ты остыл к ней и в бегах.

Где б ни был я, в какие бы пределы
Ни скрылся я, она со мной слита,
И я завидую Христову телу;
Его касаются ее уста.

Я вспомнил пастбище средь роз
И ланей, символы желанья.

Прочь, сводник!

Ты меня до слез
Смешишь потоком этой брани.
Создав мальчишек и девчонок,
Сам бог раскрыл глаза с пеленок
На этот роковой вопрос.
Что ж растерялся ты? Вперед!
Тебя свиданье с милой ждет,
А не палач, не эшафот!

Ах, даже к ней упав на грудь
И в неге заключив в объятье,
Как мне забыть, как зачеркнуть
Ее беду, мое проклятье?
Скиталец, выродок унылый,
Я сею горе и разлад,
Как с разрушительною силой
Летящий в пропасть водопад.
А рядом девочка в лачуге
На горном девственном лугу,
И словно тишина округи
Вся собрана в ее кругу.
И, видишь, мне, злодею, мало,
Что скалы с места я сдвигал
И камни тяжестью обвала
В песок и щебень превращал?
Еще мне надобно, подонку,
Тебе в угоду, палачу,
Расстроить светлый мир ребенка!
Скорей же к ней, в ее уют!
Пусть незаметнее пройдут
Мгновенья жалости пугливой,
И в пропасть вместе с ней с обрыва
Я, оступившись, полечу.