Александр Кушнер - Стихи

Александр Кушнер

- Белые ночи - Бледнеют закаты... - Быть нелюбимым! Боже мой!.. - В тот год я жил дурными новостями... - Ваза - Воздухоплавательный парк - Вот я в ночной тени стою... - Два мальчика - Декабрьским утром черно-синим... - Когда я очень затоскую... - Ну прощай, прощай до завтра... - Рисунок - Сложив крылья - Среди знакомых ни одна... - Фотография - Чего действительно хотелось... - Человек привыкает...

ФОТОГРАФИЯ Под сквозными небесами, Над пустой Невой-рекой Я иду с двумя носами И расплывчатой щекой.

Городской обычный житель. То, фотограф, твой успеx. Ты заснял меня, любитель, Безусловно, лучше всеx.

Непредвиденно и дико, Смазав четкие края, Растянулась на два мига Жизнь мгновенная моя.

Неподвижностю не связан, С уxом где-то на губе, Я во времени размазан Между пунктом "А" и "Б".

Прижимаясь к парапету, Я куда-то так бегу, Что меня почти что нету На пустынном берегу.

Дома скажут: "Очень мило! Почему-то три руки..." Я отвечу: "Так и было! Это, право, пустяки". 1966 Александр Кушнер. Канва. Ленинградское Отделение, "Советский Писатель", 1981.

ДВА МАЛЬЧИКА

А. Битову

Два мальчика, два тихих обормотика, ни свитера, ни плащика, ни зонтика, под дождичком

на досточке

качаются, а песенки у них уже кончаются. Что завтра? Понедельник или пятница? Им кажется, что долго детство тянется. Поднимется один,

другой опу 1000 стится. К плечу прибилась бабочкакапустница. Качаются весь день с утра и до ночи. Ни горя, ни любви, ни мелкой сволочи. Все в будущем,

за морем одуванчиков. Мне кажется, что я - один из мальчиков. 1962 Александр Кушнер. Канва. Ленинградское Отделение, "Советский Писатель", 1981.

* * * Бледнеют закаты, пустеют сады от невской прохлады, от яркой воды.

Как будто бы где-то оставили дверь открытой - и это сказалось теперь.

И чувствуем сами: не только у ног, но и между нами прошел холодок.

Как грустно! Как поздно! Ты машешь рукой. И город - как создан для дружбы такой.

Он холод вдыхает на зимний манер и сам выбирает короткий размер.

И слово "холодный", снежиночка, пух, звучит как "свободный" и радует слух. Александр Кушнер. Избранное. Санкт-Петербург, "Художественная Литература", 1997.

РИСУНОК Ни царств, ушедших в сумрак, Ни одного царя,Ассирия!- рисунок Один запомнил я.

Там злые ассирийцы При копьях и щитах Плывут вдоль всей страницы На бычьих пузырях.

Так чудно плыть без лодки! И брызги не видны, И плоские бородки Касаются волны.

Так весело со всеми Качаться на волне. "Эй, воин в остром шлеме, Не страшно на войне?

Эй, воин в остром шлеме, Останешься на дне!" Но воин в остром шлеме Не отвечает мне.

Совсем о них забуду, Бог весть в каком году Я в хламе рыться буду Учебник тот найду

В картонном переплете. И плеск услышу в нем. "Вы всё еще плывете?""Мы всё еще плывем!" 1962 Александр Кушнер. Канва. Ленинградское Отделение, "Советский Писатель", 1981.

* * * В тот год я жил дурными новостями, Бедой своей, и болью, и виною. Сухими, воспаленными глазами Смотрел на мир, мерцавший предо мною.

И мальчик не заслуживал вниманья, И дачный пес, позевывавший нервно. Трагическое миросозерцанье Тем плохо, что оно высокомерно. Александр Кушнер. Канва. Ленинградское Отделение, "Советский Писатель", 1981.

* * * Чего действительно хотелось, Так это города во мгле, Чтоб в небе облако вертелось И тень кружилась по земле.

Чтоб смутно в воздухе неясном Сад за решеткой зеленел И лишь на здании прекрасном Шпиль невысокий пламенел.

Чего действительно хотелось, Так это зелени густой, Чего действительно хотелось, Так это площади пустой.

Горел огонь в окне высоком, И было грустно оттого, Что этот город был под боком И лишь не верилось в него.

Ни в это призрачное небо, Ни в эти тени на домах, Ни в самого себя, нелепо Домой идущего впотьмах.

И в силу многих обстоятельств Любви, схватившейся с тоской, Хотелось больших доказательств, Чем те, что были под рукой. Александр Кушнер. Канва. Ленинградское Отделение, "Советский Писатель", 1981.

* * * Быть нелюбимым! Боже мой! Какое счастье быть несчастным! Идти под дождиком домой С лицом потерянным и красным.

Какая мука, благодать Сидеть с закушенной губою, Раз десять на день умирать И говорить с самим собою.

Какая жизнь - сходить с ума! Как тень, по комнате шататься! Какое счастье - ждать письма По месяцам - и не дождаться.

Кто нам сказал, что мир у ног Лежит в слезах, на все согласен? Он равнодушен и жесток. Зато воистину прекрасен.

Что с горем делать мне моим? Спи. С головой в ночи укройся. Когда б я не был счастлив им, Я б разлюбил тебя. Не бойся! Александр Кушнер. Канва. Ленинградское Отделение, "Советский Писатель", 1981.

* * * Ну прощай, прощай до завтра, Послезавтра, до зимы. Ну прощай, прощай до марта. Зиму порознь встретим мы.

Порознь встретим и проводим. Ну п 1000 рощай до лучших дней. До весны. Глаза отводим. До весны. Еще поздней.

Ну прощай, прощай до лета. Что ж перчатку теребить? Ну прощай до как-то, где-то, До когда-то, может быть.

Что ж тянуть, стоять в передней, Да и можно ль быть точней? До черты прощай последней, До смертельной. И за ней. Александр Кушнер. Канва. Ленинградское Отделение, "Советский Писатель", 1981.

БЕЛЫЕ НОЧИ Пошли на убыль эти ночи, Еще похожие на дни. Еще кромешный полог, скорчась, Приподнимают нам они, Чтоб различали мы в испуге, Клонясь к подушке меловой, Лицо любви, как в смертной муке Лицо с закушенной губой. Александр Кушнер. Канва. Ленинградское Отделение, "Советский Писатель", 1981.

* * * Человек привыкает Ко всему, ко всему. Что ни год получает По письму, по письму

Это в белом конверте Ему пишет зима. Обещанье бессмертья Содержанье письма.

Как красив ее почерк!Не сказать никому. Он читает листочек И не верит ему.

Зимним холодом дышит У реки, у пруда. И в ответ ей не пишет Никогда, никогда. Александр Кушнер. Канва. Ленинградское Отделение, "Советский Писатель", 1981.

СЛОЖИВ КРЫЛЬЯ

Крылья бабочка сложит, И с древесной корой совпадет ее цвет.

Кто найти ее сможет?

Бабочки нет.

Ах, ах, ах, горе нам, горе! Совпадут всеми точками крылья: ни щелки, ни шва.

Словно в греческом хоре

Строфа и антистрофа.

Как богаты мы были, да все потеряли! Захотели б вернуть этот блеск - и уже не могли б. Где дворец твой? Слепец, ты идешь, спотыкаясь

в печали,

Царь Эдип.

Радость крылья сложила И глядит оборотной, тоскливой своей стороной.

Чем душа дорожила,

Стало мукой сплошной.

И меняется почерк.

И, склонясь над строкой, Ты не бабочку ловишь, а жалкий, засохший листочек,

Показавшийся бабочкой под рукой.

И смеркается время. Где разводы его, бархатистая ткань и канва?

Превращается в темень Жизнь, узор дорогой различаешь в тумане едва.

Сколько бабочек пестрых всплывало у глаз