Афанасий Фет - Полное собрание стихотворений

Ах, опять всё те же глазки,
Что так нежно улыбались,
И опять всё те же губки,
Что так сладко целовались!

Этот голос, мне когда-то
Дорогой, не изменился;
Только сам уже не тот я,
Измененным воротился.

Вновь меня объемлют страстно
Бледно-розовые руки,
Но лежу у ней на сердце,
Полон холода и скуки.

По бульварам Саламанки
Воздух благорастворенный.
Там, в прохладный летний вечер,
Я гуляю с милой донной.

Я рукой нетерпеливой
Обнял стройное созданье
И блаженным пальцем слышу
Гордой груди колыханье.

Но по липам слышен шорох,
Полный чем-то невеселым,
И ручей в низу плотины
Злобно грезит сном тяжелым.

Ах, сеньора, чует сердце:
Скоро буду я в изгнаньи;
По бульварам Саламанки
Не ходить нам на гуляньи.

На горе стоит избушка,
Где живет старик седой;
Там сосна шумит ветвями,
Светит месяц золотой.

Посреди избушки кресло;
Все в резьбе его края.
Кто на них сидит, тот счастлив,
И счастливец этот — я.

На скамье сидит малютка,
Подпершись под локоток.
Глазки — звезды голубые,
Ротик — розовый цветок.

И малютка эти звезды
Кротко на меня взвела
И лилейный пальчик хитро
К розе рта приподняла.

Нет, никто нас не увидит,
Мать так пристально прядет,
И отец под звуки цитры
Песнь старинную поет.

И малютка шепчет тихо,
Тихо, звуки затая;
Много тайн немаловажных
От нее разведал я.

«Но как тетушка скончалась,
И ходить нельзя уж нам
На стрелковый праздник в Гослар;
Хорошо бывает там.

Здесь, напротив, так пустынны
Гор холодных вышины,
И зимой мы совершенно
Будто в снег погребены.

Я же робкая такая,
Как ребенку, страшно мне;
Знаю, ночью злые духи
Бродят в нашей стороне.»

Вдруг малютка приумолкла,
Как бы слов страшась своих,
И ручонками прикрыла
Звезды глазок голубых.

Пуще ветр шумит сосною
Прялка воет и ревет,
И под звонкий голос цитры
Песнь старинная поет:

«Не страшись, моя малютка,
Покушений власти злой;
День и ночь, моя малютка,
Серафимы над тобой!»

Желтеет древесная зелень,
Дрожа, опадают листы…
Ах, всё увядает, всё меркнет
Все неги, весь блеск красоты.

И солнце вершины лесные
Тоскливым лучом обдает:
Знать, в нем уходящее лето
Лобзанье прощальное шлет.

А я — я хотел бы заплакать,
Так грудь истомилась тоской…
Напомнила эта картина
Мне наше прощанье с тобой.

Я знал, расставаясь, что вскоре
Ты станешь жилицей небес.
Я был — уходящее лето,
А ты — умирающий лес.

Солнце лучами играло
Над морем, катящим далеко валы;
На рейде блистал в отдаленьи корабль,
Который в отчизну меня поджидал;
Только попутного не было ветра,
И я спокойно сидел на белом песке
Пустынного брега.
Песнь Одиссея читал я — старую,
Вечно юную песнь. Из ее
Морем шумящих страниц предо мной
Радостно жизнь подымалась
Дыханьем богов
И светлой весной человека,
И небом цветущим Эллады.

Благородное сердце мое с участьем следило
За сыном Лаэрта в путях многотрудных его;
Садилось с ним в печальном раздумье
За радушный очаг,
Где царицы пурпур прядут,
Лгать и удачно ему убегать помогало
Из объятия нимф и пещер исполинов,
За ним в киммерийскую ночь, и в ненастье,
И в кораблекрушенье неслось,
И с ним несказанное горе терпело.
Вздохнувши, сказал я: «Злой Посейдон,
Гнев твой ужасен,
И сам я боюсь
Не вернуть в отчизну!»

Едва я окончил, —
Запенилось море,
И бог морской из белеющих волн
Главу, осокою венчанную, поднял,
Сказавши в насмешку:

«Что ты боишься, поэтик?
Я нимало не стану тревожить
Твой бедный кораблик,
Не стану в раздумье о жизни любезной тебя
Вводить излишнею качкой.
Ведь ты, поэтик, меня никогда не сердил:
Ни башенки ты не разрушил у стен
Священного града Приама,
Ни волоса ты не спалил на глазу
Полифема, любезного сына,
И тебе не давала советов ни в чем
Богиня ума — Паллада Афина.»

Так воззвал Посейдон
И в море опять погрузился,
И над грубою остротой моряка
Под водой засмеялись
Амфитрита, женщина-рыба,
И глупые дщери Нерея.

Будто на ниве колосья
Зреют, колеблясь, в душе человека
Помыслы;
Но между них прорываются ярко
Помыслы нежно-любовные, словно
Алые да голубые цветы.
Алые да голубые цветы!
Брезгают вами жнецы, как травой бесполезной,
Нагло затем вас молотят дубины,
Даже бездомный прохожий
Вдоволь насытит и взоры и сердце,
Да, покачав головой,
Даст вам название плевел прекрасных.
Но молодая крестьянка
Вас на венок
Ищет заботливо,
Вами убрать золотистые кудри,
И в этом уборе спешит в хоровод,
Где дудки да песни отрадно манят,
Иль под развесистый вяз,
Где голос любезного слаще манит
Дудок и песен.

(1857?)

Ты вся в жемчугах и в алмазах,
Вся жизнь для тебя — благодать,
И очи твои так прелестны, —
Чего ж тебе, друг мой, желать?

К твоим очам прелестным
Я создал целую рать
Бессмертием дышащих песен,
Чего ж тебе, друг мой, желать?

Очам твоим прелестным
Дано меня было терзать,
И ты меня ими сгубила, —
Чего ж тебе, друг мой, желать?

Дитя, мы детьми еще были,
Веселою парой детей;
Мы лазили вместе в курятник,
К соломе, и прятались в ней.

Поем петухами, бывало,
И только что люди идут, —
Кукуреку! — им сдается,
Что то петухи так поют.

На нашем дворе ухитрились
Мы ящики пышно убрать.
В них жили мы вместе, стараясь
Достойно гостей принимать.

Соседская старая кошка
Нередко бывала у нас;
Мы кланялись ей, приседая,
Твердя комплименты подчас.

Спешили ее о здоровье
С любезным участьем спросить,
С тех пор приходилось всё то же
Не раз старой кошке твердить.

Мы чинно сидели, толкуя,
Как старые люди, тогда
И так сожалели, что лучше
Всё в наши бывало года.

Что веры с любовью и дружбой
Не знает теперешний свет,
Что кофе так дорог ужасно,
А денег почти что и нет.