Константин Бальмонт - Том 1. Стихотворения

В немом гробу ты спишь глубоким сном
Родной страны суровые метели
Рыдают скорбно в сумраке ночном,
Баюкают тебя в твоей постели,
И шепчут о блаженстве неземном.

Ты заслужил его Во тьме невзгоды,
Когда, под тяжким гнетом, край родной,
Томясь напрасной жаждою свободы,
Переживал мучительные годы,
Ты был исполнен думою одной: —

Кумир неволи сбросит с пьедестала,
Живой волной ударит в берега,
Сломить ту силу, что умы сковала, —
И ты поклялся клятвой Ганнибала,
Жить лишь затем, чтоб растоптать врага.

И ты спустился в темные пучины
Народной жизни, горькой и простой,
Пленяющей печальной красотой,
И подсмотрел цветы средь грязной тины,
Средь грубости — любви порыв святой.

И слился ты с той светлою плеядой,
Пред чьим огнем рассеялася тьма,
Пред чьим теплом растаяла зима;
Нахлынули борцы живой громадой, —
И пала крепостничества тюрьма.

Но в этот миг, зиждительный и чудный,
Ты не хотел душою отдохнуть,
Святым огнем твоя горела грудь,
И вот опять — далекий, многотрудный,
Перед тобой открылся новый путь.

Дворянских гнезд заветные аллеи.
Забытый сад. Полузаросший пруд.
Как хорошо, как все знакомо тут!
Сирень, и резеда, и эпомеи,
И георгины гордые цветут.

Затмилась ночь. Чуть слышен листьев ропот.
За рощей чуть горит Луны эмаль.
И в сердце молодом встает печаль.
И слышен чей-то странный, грустный шепот.
Кому-то в этот час чего-то жаль.

И там вдали, где роща так туманна,
Где луч едва трепещет над тропой, —
Елена, Маша, Лиза, Марианна,
И Ася, и несчастная Сусанна —
Собралися воздушною толпой.

Знакомые причудливые тени,
Создания любви и красоты,
И девственной, и женственной мечты,
Их вызвал к жизни чистый нежный гений,
Он дал им форму, краски, и черты.

Не будь его, мы долго бы не знали
Страданий женской любящей души,
Ее заветных дум, немой печали,
Лишь с ним для нас впервые прозвучали
Те песни, что таилися в тиши.

Он возмутил стоячих вод молчанье,
Запросам тайным громкий дал ответ,
Из тьмы он вывел женщину на свет,
В широкий мир стремлений и сознанья,
На путь живых восторгов, битв и бед.

Вот почему, с любовью вспоминая
О том, кто удалился в мир иной,
Пред кем зажегся светоч неземной,
Здесь собралась толпа ему родная,
С ним слившаяся мыслию одной: —

Пусть мы с тобой разлучены судьбою
Уж десять невозвратных долгих лет,
Но ты, наш друг, учитель, и поэт,
Средь нас живешь! Сверкает над тобою
Бессмертия нетленный чистый свет!

Брызнули первые искры рассвета,
Дымкой туманной покрылся ручей.
В утренний час его рокот звончей.
Ночь умирает… И вот уж одета
В нерукотворные ткани из света,
В поясе пышном из ярких лучей,
Мчится Заря благовонного лета
Из-за лесов и морей,
Медлит на высях обрывистых гор,
Смотрится в зеркало синих озер,
Мчится Богиня Рассвета.

Следом за ней
Легкой гирляндою эльфы несутся,
Хором поют. «Пробудилась Заря!»
Эхом стократных их песни везде отдаются,
Листья друг к другу с безмолвною ласкою жмутся,
В небе — и блеск изумруда, и блеск янтаря,
Нежных малиновок песни кристальные льются:
«Кончилась Ночь! Пробудилась Заря!»

Мы спешим, мы плывем
На могучей волне,
Незнакомы со сном,
Но всегда в полусне.

Слезы жен и детей
Не заметит наш глаз,
И где смерть для людей,
Там отрада для нас.

Нашей властью звучат
Панихиды в церквах,
В двери к людям стучат
Смерть, и гибель, и страх.

Между вешних листов,
Символ сгибнувших сил,
Миллионы крестов,
Миллионы могил.

Любо нежную мать
Умертвить, погубить,
Мы не можем ласкать,
Не умеем любить

В эти дни, как и встарь,
Каждый миг, каждый час,
Лучший дар на алтарь
Жизнь приносит для нас.

И спешим, и плывем
Мы в ночной тишине,
Незнакомы со сном,
Но всегда в полусне.

Вечер. Взморье. Вздохи ветра
Величавый возглас волн.
Близко буря. В берег бьется.
Чуждый чарам черный челн.

Чуждый чистым чарам счастья,
Челн томленья, челн тревог,
Бросил берег, бьется с бурей,
Ищет светлых снов чертог.

Мчится взморьем, мчится морем,
Отдаваясь воле волн
Месяц матовый взирает,
Месяц горькой грусти полн

Умер вечер Ночь чернеет
Ропщет море Мрак растет
Челн томленья тьмой охвачен
Буря веет в бездне вод.

О, женщина, дитя, привыкшее играть
И взором нежных глаз, и лаской поцелуя,
Я должен бы тебя всем сердцем презирать,
А я тебя люблю, волнуясь и тоскуя!
Люблю и рвусь к тебе, прощаю и люблю,
Живу одной тобой в моих терзаньях страстных,
Для прихоти твоей я душу погублю,
Все, все возьми себе — за взгляд очей прекрасных,
За слово лживое, что истины нежней,
За сладкую тоску восторженных мучений!
Ты, море странных снов, и звуков, и огней!
Ты, друг и вечный враг! Злой дух и добрый гений!

Умер бедный цветок на груди у тебя,
Он навеки поблек и завял,
Но он умер тревожно и нежно любя,
Он недаром страдал.

Долго ждал он тебя на просторе полей,
Целый день на груди красовался твоей,
Как он пышно, как чудно, как ярко блистал,
Он недаром любил и страдал.

Дышали твои ароматные плечи,
Упругие груди неровно вздымались,
Твои сладострастные тихие речи
Мне чем-то далеким и смутным казались

Над нами повиснули складки алькова,
За окнами полночь шептала невнятно,
И было мне это так чуждо, так ново,
И так несказанно, и так непонятно.

И грезилось мне, что, прильнув к изголовью,
Как в сказке, лежу я под райскою сенью,
И призрачной был я исполнен любовью,
И ты мне казалась воздушною тенью.

Забыв о борьбе, о тоске, о проклятьях,
Как нектар, тревогу я пил неземную, —
Как будто лежал я не в грешных объятьях,
Как будто лелеял я душу родную.

Скользят стрижи в лазури неба чистой.
— В лазури неба чистой горит закат. —
В вечерний час как нежен луг росистый!
— Как нежен луг росистый, и пруд, и сад! —
Вечерний час — предчувствие полночи.
— В предчувствии полночи душа дрожит. —
Пред красотой минутной плачут очи.
— Как горько плачут очи! Как миг бежит! —