Валерий Брюсов - Том 3. Стихотворения 1918-1924

Ты не в гробнице лежишь, под украшенным лирою камнем:
Шумного моря простор — твой вечнозыблемый гроб.
Но не напеву ли волн твои были песни подобны,
И, как воды глубина, не был ли дух твой глубок?
Гимн Афродите бессмертной сложившая, смертная Сапфо,
Всех, кого гонит любовь к морю, заступница ты!

Где твои стрелы, Эрот, — разившие взором Ифтимы,
Нежные, словно уста Гелиодоры младой,
Быстрые, словно улыбка Наиды, как Айя, живые?
Пуст твой колчан: все они в сердце вонзились мое.

Общая матерь, Земля, будь легка над моей Айсигеной,
Ибо ступала она так же легко по тебе.

Обманули твои, ах! поцелуи,
Те, что ночь напролет я пил, как струи.
Я мечтал навсегда насытить жажду,
Но сегодня, как Скиф, без кубка стражду.
Ты солгал, о Насон, любимец бога!
Нет науки любви. И, глядя строго,
Беспощадный Амбр над тем хохочет,
Кто исторгнуть стрелу из сердца хочет.
Должно нам принимать богов решенья
Кротко: радости и любви мученья.

Вековечной воздвиг меди я памятник,
Выше он пирамид царских строения,
Ни снедающий дождь, как и бессильный ветр,
Не разрушат его ввек, ни бесчисленных
Ряд идущих годов или бег времени.
Нет, не весь я умру, большая часть меня
Либитины уйдет; славой посмертною
Возрастать мне, пока по Капитолию
Жрец верховный ведет деву безмолвную.
Буду назван, где мчит Авфид неистовый
И где бедный водой Давн был над сельскими
Племенами царем, из ничего могущ.
Первым я перевел песни Эолии
На Италийский лад. Гордость заслуженно
Утверди и мою голову Дельфийским
Благосклонно венчай лавром, Мельпомена.

Все непрочное в мире родит, и ведет, и крушит Рок,
Рок, неверный и зыбкий, но манит нас льстивых надежд рой,
Рой, что с нами всю жизнь, и с кем разлучит нас одна смерть,
Смерть ненасытная, кою адская кроет в свой мрак ночь.
Ночь в свой черед умирает, едва воссияет златой свет,
Свет, этот дар богов, пред кем впереди предлетит Феб,
Феб, от кого не укрылся с Кипридой одетый в доспех Марс,
Марс, что рожден без отца; его чтит фракийцев слепой род,
Род проклятый мужей, что свой в преступлениях зрит долг,
Долг убивать, как жертву, людей; таков той страны нрав, —
Нрав свирепых племен, что законов признать не хотят власть.
Власть, что в мире возникла из вечных природы людской прав,
Прав благочестия дщерей, прав, где сказался богов ум,
Ум этот чувством небесным кропит достойный того дух,
Дух подобие мира, всей жизни начало, упор, мощь,
Мощь, бессильная, впрочем: затем, что все — шутка, ничто все!

Пусть мечта рыдает горестными восклицаньями.
Даль горит, сверкает радостными ожиданьями!
Ты, опять доверясь обольщенью вековечному,
Жизнь предать согласен сновиденью бесконечному,
Вновь сожмешь объятья, трепетные, обольщенные!
Ах, тая проклятья, истинные, освященные!
Миг страстей настанет, совершится невозможное,
И любовь обманет, — повторится непреложное!
Мгла тебя отметит трепетами сладострастными,
И, губя, приветит лепетами полуясными…
Даль — свята, пылает радостными обещаньями,
Лишь мечта рыдает горестными восклицаньями.

Жизнь — игра желаний мимолетных,
Есть — пора мечтаний безотчетных,
Есть, потом, — свершений горделивых,
Скук, истом, томлений прозорливых;
Есть года жестоких испытаний,
Дни суда, глубоких ожиданий;
Страсть везде незримо торжествует,
Льстит в нужде; гонима, знаменует
Дни побед холодным беспристрастьем…
Мир согрет бесплодным сладострастьем!

После скитаний,
далеких и труддых,
вдали заблистали,
В нежном тумане,
лугов изумрудных
знакомые дали!
В море шумящем,
под ропоты бури,
манило вернуться —
К зарослям-чащам,
к неяркой лазури, —
над речкой проснуться,
Слыша мычанье
быков и призывы
родимой свирели…
Кончив блужданье,
усталый, счастливый,
вот я — у цели!

Попискивают птицы
В роще березовой;
Сетят листья тень
На песок почти розовый;
Облачков вереницы
Стынут в лазури ясной;
Расцвел пригожий день,
С душой согласный.

Эти зеленые травы,
Современницы нашей планеты,
Эта предельная синь,
Эти весенние светы, —
Исполнены древней отравы,
Пьянящей, от века до века,
Странника мировых пустынь, —
Человека.

Царь, Бил-Ибус, я, это вырезал здесь,
Сын Ассура, я, был велик на земле.

Города разрушал, я, истреблял племена,
Города воздвигал, я, строил храмы богам.

Прекрасную Ниргал, я, сделал своею женой,
Алоустая Ниргал, ты, была как месяц меж звезд.

Черные кудри, Ниргал, твои, были темны, как ночь,
Соски грудей, Ниргал, твои, были алый цветок.

Белые бедра, Ниргал, твои, я в пурпур одел,
Благоуханные ноги, Ниргал, твои, я в злато обул.

Когда умерла ты, Ниргал, я сорок суток не ел.
Когда ушла ты, Ниргал, я десять тысяч казнил.

Царь, Бил-Ибус, я, был велик на земле,
Но, как звезда небес, исчезаешь ты, человек.

Твой ум — глубок, что море!
Твой дух — высок, что горы!

Пусть этот чайник ясный,
В час нежный, отразит
Лик женщины прекрасной
И алый цвет ланит.

Ты мне дороже, чем злато,
Чем добрый взгляд государя;
Будь любви моей рада,
Как кормщик, к брегу причаля.