Иван Барков - Девичья игрушка, или Сочинения господина Баркова

Определения Штелина скорее соотносятся с текстами, включенными в обширный корпус литературно-полемических произведений, во множестве появившихся в 1750-е гг. [75] Характеристику этих полемик см.: Берков П. Н. Ломоносов и литературная полемика его времени. 1750–1765. М.-Л., 1936; материалы см. в кн.: Поэты XVIII века, т. 2. Л., 1972; о стихотворениях, приписывавшихся Баркову, см. в статье «Рукописная и печатная история Баркова и барковианы» в наст. изд. . Параллельно с ними Барковым создавались и сочинения «приапические», которые тоже несли определенную полемическую нагрузку, т. к. являли собой пародийные перелицовки произведений современных русских авторов, в первую очередь А. П. Сумарокова, что отмечалось практически всеми исследователями барковианы. Как бытовой факт отношения Баркова и Сумарокова отразились в ряде анекдотов, передающих негодование русского Расина на неуважение к нему и шутовские выходки Баркова. Таким же образом моделировались и их литературные отношения: пародия со стороны Баркова и раздраженная брань Сумарокова в ответ.

П. Н. Берковым была обнародована сумароковская эпиграмма на Баркова, хорошо выражающая дух этих перепалок:

Большинство исследователей сходятся на том, что и в комедии Сумарокова «Ядовитый» (не позднее 1768 г.) задевается Барков, хотя главным объектом сатиры тут является Ф.Эмин. Персонаж «Ядовитого» Герострат заявляет о себе: «Я автор сатир, комедий и пародий. Комедии мои на кабаках читаются; трагические сцены, представляемые при дворе, я во сквернословие и в ругательство автора превращаю, а сатиры мои прибиваются на заборах» [77] По поводу интерпретации этих слов см.: Гриц Т., Тренин В., Никитин М. Словесность и коммерция. (Книжная лавка А. Ф. Смирдина). М., [1929], с. 127–130. . По всей вероятности, на самом деле в словах о «превращении» благородных трагедий в ругательное сквернословие сквозит раздражение по поводу барковских «трагических безделок».

Датировки «приапических» произведений Баркова точно установлены быть не могут. По ряду данных тексты, которые атрибутируются Баркову, писались с середины 1750-х по середину 1760-х гг., возможно, до самой смерти поэта. Получившее некоторое распространение, основанное отчасти на недоразумении, построение хронологии творчества Баркова, предложенное во вступительном очерке к изданию 1872 г., выделяло два этапа: «молодого, академического» Баркова и «позднего», «опустившегося» [78] Сочинения и переводы И. С. Баркова. 1762–1764. СПб., 1872, с. II–III. Автор очерка полагал годом смерти Баркова 1778-й. . На самом деле, «официальные» литературные занятия и творчество в «свободных» формах и выражениях шли у Баркова параллельно, будучи разграничены не хронологически, а функционально: первое было связано со служебной академической деятельностью, второе — с неофициальной культурой кружковых объединений.

Кроме перечислявшихся исторических работ, Барков как переводчик Академии наук, осуществил подготовку трех значительных литературных изданий. Во-первых, это были «Сатиры и другие стихотворческие сочинения князя Антиоха Кантемира» [79] Вышли в октябре 1762 г.; об издании см.: Моисеева Г. Н. Иван Барков и издание сатир Антиоха Кантемира 1762 г. — Русская литература, 1967, № 2; Барков позволил себе «осовременить» стилистику стихотворений Кантемира, и в таком виде в течение века они читались и печатались в России; этот редакторский «грех» Баркова отражал практику книгоиздания того времени. , текст которых Барков отредактировал и предпослал им биографию автора (основанную на материалах очерка друга Кантемира О. Гуаско). Кроме того, он перевел два памятника классической античной литературы: сатиры Горация и басни Федра [80] Квинта Горация Флакка Сатиры, или Беседы, с примечаниями… СПб., 1763; Баркову принадлежит и приложенное «Житие Квинта Горация Флакка»; Федра, Августова отпущенника, Нравоучительные басни с Езопова образца сочиненные… СПб., 1764 (2-е изд., 1787); в книгу включены также переведенные Барковым «Дионисия Катона Двустрочные стихи о благонравии к сыну» и написанное им «Житие Федрово». Об этих переводах см.: Черняев П. Н. Следы знакомства русского общества с древнеклассической литературой в век Екатерины II. — Филологические записки, вып. III–IV, 1904; Берков П. Н. Ранние русские переводчики Горация. — Известия АН СССР. Отделение общественных наук. 1935, № 10. . Оба перевода осуществлены в стихах. Я. Штелин в уже цитировавшейся «записке» указывал на еще одну работу Баркова: «Он почти совсем переделал и издал в 1761 г., в 4-ку, перевод „Телемака“, напечатанный Хрущовым, в 8-ку, еще в царствование императрицы Анны Иоанновны. Кроме того он давно уже начал сам переводить „Телемака“ стихами» [81] Материалы для истории русской литературы, с. 164. . В этом сообщении, вероятно, что-то не совсем точно, т. к. еще задолго до указанного времени Академия наук издала переработку старого хрущовского перевода (в его «подновлении» принимал участие и Ломоносов), а о стихотворном переложении Баркова больше никаких сведений нет, хотя известно, что в 1755 г. за эту работу принялся соученик Баркова по академическому университету Андриан Дубровский (известен фрагмент из его неоконченного перевода).

Переводы классиков демонстрируют хороший уровень владения стихом и языком; бесспорно, достоинства Баркова, названные в первых строках приведенной нами эпиграммы Сумарокова, были ему на самом деле присущи. В научной литературе распространены самые высокие оценки этих трудов Баркова; принято говорить, что лишь беспутная жизнь помешала ему стать одним из первых поэтов «большой» словесности. Действительно, обличая высокий профессионализм Баркова, эти переводы, однако, не являются какой-то вершиной русского стихотворства того времени, и традиционного в них, пожалуй, значительно больше, чем новаторского. Не может быть выделен некий «литературный стиль Баркова», общий для его «официальной» и «приапической» поэзии, эти две стороны в его творчестве так же соотносились друг с другом, как они были вообще противопоставлены в литературной иерархии эпохи.