Иван Барков - Девичья игрушка, или Сочинения господина Баркова

Последующие случаи публикации (также с купюрами) текстов бар-ковианы в Советском Союзе связаны с изысканиями Г. П. Макогоненко. Ряд цитат был приведен в его статье «Враг парнасских уз», а в издание двухтомника «Поэты XVIII века» вошла «Ода кулашному бойцу» [123].

И лишь в последний год барковиана XVIII в. появилась на страницах «официальной» печати, но эта тема выходит за рамки нашего краткого исторического обзора.

Другое дело — русская «потаенная» и нелегальная зарубежная печать XIX–XX вв. В ней барковианские тексты были представлены давно, но из-за слабой изученности и доступности этого материала давать цельный обзор и тут преждевременно; остановимся лишь на нескольких эпизодах [124]. «Персональные» сборники стихов Баркова в нелегальной печати XIX в. нам неизвестны, правда, в подробно разбиравшемся уже очерке из несостоявшегося издания «Вакханалический певец» имеется указание в скобках: «В Германии издана книжка, собственно кажется в Дрездене, некоторых вакханалических стихотворений Баркова» [125], но следов данного издания обнаружить не удалось.

Под именем Баркова книги стали выходить за пределами России в XX в. Все это была, конечно, не подлинная барковиана, а более или менее поздние образцы обсценной поэзии. Наиболее известный среди них — поэма «Лука Мудищев», напечатанная как сочинение Баркова в Париже в 1969 г., затем неоднократно переиздававшаяся (в том числе в Лондоне: «Флегон Пресс»). В том же лондонском издательстве в 1981 г. была опубликована небольшая поэмка «Пров Фомич», тоже приписанная Баркову и сопровожденная вступительной заметкой, составленной А. Флегоном по материалам статьи Г. П. Макогоненко; эта публикация была подписана «Г. П. Макогоненко, доктор филологических наук, профессор Ленинградского университета», хотя к изданию советский ученый имел отношение не большее, чем сам Барков. В Тель-Авиве издательство «Рассвет» начало серию «Памятники русской поэзии XVIII века» книгой «И. С. Барков. Утехи императрицы» [126]. Все перечисленные тексты написаны не менее, чем спустя столетие после смерти «Баркова И. С», а скорее всего, все они (возможно, кроме «Луки») — поэтический продукт уже нашего века. Ссылки на ряд неизвестных нам изданий обычно таковы, что и не вызывают особого желания немедленно с ними ознакомиться. Например, в издающейся в Риге С. Князевым газете «Sex-Hit» заметка о Баркове, предваряющая публикацию приписанной ему «описательной поэмы» (жанровое обозначение наше. — Я. С.) «Письмо к сестре», заканчивается библиографическим указанием: «„Сочинения и переводы“ его изданы в Санкт-Петербурге в 1872 году под редакцией А. С. (!) Венгерова. Издание сильно искажено опущенными местами. Полное собрание непечатных произ<���ведений?> без купюр и искажений вышло в Риге в 1932 году» [127]. Вероятно, именно из этого издания и черпается «барковское» наследие редактором газеты.

В 1986 году в Японии был отпечатан сборник «Венок Венере. Русские нецензурные стихотворения», где собраны материалы любительских списков второй половины XIX в. (о типе этой продукции и ее изготовителях кратко говорится в исследовании М. А. Цявловского). Открывается книга, естественно, подборкой «И. С. Баркова». Более удивительно, что первый текст на самом деле барковианский — «Ода пизде» («О! общая людей отрада…»). Такая «нечаянная удача» не является результатом специальных усилий редактора, а отражает структуру изготовлявшихся на продажу массовых сборников XIX в., в которых удержались и единичные произведения «Девичьей игрушки».

Эта поздняя рукописная традиция совершенно не изучена, хотя предварительные наблюдения показывают, что состав текстов тут характеризуется большей устойчивостью, чем можно было бы предполагать, а следовательно, поддается типологизации. Изучение процесса селекции произведений, произвольности их атрибуций, текстуальных новаций и случаев произвольной контаминации различных сочинений может дать любопытный материал для анализа массового вкуса и законов бытования литературы в этой специфической тематической области. Но выводы здесь преждевременны.

Не была проведена и серьезная работа по изучению ранних (XVIII — начало XIX в.) списков барковианы. Указания типа «разные, многие рукописи», «один из многих списков» и т. п. использовались не только первыми авторами, писавшими о Баркове (Новиков, Евгений Болховитинов и др.), но и учеными на протяжении всего XIX в. Ссылки на конкретные сборники появляются уже тогда, когда хорошие ранние списки становятся редкостью. С. А. Венгеров зафиксировал две изученные им рукописи, попутно охарактеризовав общее положение дел: «В настоящее время <���…> полные списки встречаются очень редко, и те, которые попадаются, писаны много лет тому назад, обыкновенно в начале нынешнего столетия. Гораздо чаще можно натолкнуться на отдельные пьесы, причем, однако же, следует отметить, что слава „барковщины“ так велика, что Баркову сплошь да рядом приписываются вещи, которые совсем ему не принадлежат. Стоит только вспомнить, что Барков умер в средине прошлого столетия и уже по одному языку не трудно будет распознать, что значительная часть скабрезных стишков, попадающих в секретные тетрадки с его именем, им и писаны не могли быть.

В нашем распоряжении были два чрезвычайно полных списка. Один из Публичной библиотеки — в 1814 г. принесенный ей в дар библиотекарем Поповым. Заглавие его „Девическая игрушка, или Собрание сочинений г. Баркова“. Другой список относится к 1802 году» [128].

Список Публичной библиотеки помещен и в «Библиографии» упоминавшейся коллективной книги «Словесность и коммерция» (М., 1929).

В дальнейшем в научных исследованиях и изданиях находим отсылки к следующим рукописям: из собрания Модзалевских, из библиотеки Института книги, документа и письма (в настоящее время находится в ИРЛИ: особое хранение, оп. 2, № 4) и ИРЛИ [129]. Г. П. Макогоненко и А. А. Морозов пользовались одним и тем же сборником ИРЛИ [130]. Привлекался исследователями и сборник, хранящийся в библиотеке Казанского университета [131]. В самое последнее время стали появляться публикации, основанные на учете нескольких рукописных источников, но настоящей систематизации рукописного свода барковианы произведено не было. Между тем это начальный необходимый этап изучения барковианы как явления литературы и культуры своего времени; без этой работы любые исследования будут покоиться на весьма шатких исходных основаниях. Как совершенно справедливо указал В. П. Степанов, конкретизация выдвинутых научных гипотез в настоящее время «наталкивается на полную неизученность барковианы в типологическом, историко-культурном и собственно историко-литературном отношении (круг авторов, их литературная позиция, атрибуции, связь с сатирической традицией и т. п.)» [132]. Поэтому к настоящему изданию мы сочли необходимым приложить краткое и предварительное описание основных изученных нами списков ранней барковианы, чтобы оно могло послужить исходной точкой для более полного и детального исследования данной рукописной традиции [133].