Давид Бурлюк - Четыре птицы

Расплавили
Авели
Злое,
Закаяны
Каины
Духом..
Расцветает алоэ
У аналоя,
Снова
Основа
Над слухом.

Тает… тает лед налета.
От толпы исходит гул.
Электрического взлета
Ленты ринули разгул.
Искр зовущие каскады
Сыплет пламенность очей;
И гудят кольце блокады
Голоса толпы звончей…
Все наглее, липче клея,
Зов: — Скорей!.. Бери-же!.. Ну!
И дарит, дарит аллея
Мимолетную жену.
Пала блеском страсть на лица.
Дня рыданий сброшен гнет.
Тело телом хочет слиться.
Тело телу так и льнет.

Я ненавижу вас за то: что был игрушкой,
Что, срезав сердце, вам его принес.
За то. что я рыдал над вашей подушкой
Не горькими слезами. Нет. А кровью слез.
Пуст пьедестал.
И мрамор вашей статуи расколоть.
Я злобою кормлю невыносимый голод,
Я людям верить перестал.
Вы — ложью смяли все мое святое.
Пришли, раскрыли череп. О, все ложь!
Я временно был впущен для постоя.
Ушли. Ну, что-ж!
Я ненавижу вас за то: что был игрушкой,
Что, срезав сердце, вам его принес.
За то, что я рыдал над вашей подушкой
Не горькими слезами. Нет. А кровью слез!

Вчера. Быть может это лучшая соната.
Какую пел когда-либо Орфей?
Быть может я ласкал царицу нежных фей,
Испил восторг созревшего граната?
Загадочность агатовых очей,
Игре эфирных ласк и сладких полутонов.
Набеге волн — всесильно страстных стонов
Шептала — Ты лишь мой, а более — ничей…
О, солнце жаркое… Рассудку вопреки,
Ты вешнюю любовь огнями охладило;
И медленно исходят из кадила
Мгновенья остывающей реки…

Противно-покорны
Сжатые пальцы.
Разве страдальцы
Минорны?..
Кричи!.. Кусай!..
Остервеневшей лапой
Хватай волоса и
Медленно царапай.
Ты забыла, как предков груди
Рвали чувств тигры?
Как пещерной запруде
Бурлили стихийные игры?
Ты забыла, как дрожала липа.
Когда у корней начала,
Ты, швырнутая земли пол,
Извиваясь рычала?
Будь подобна телом зверю…
Альков, всегда альков
Любовь еле-тлеющих угольков
Я не верю!.

Да, как вы смеете сокровищницу сердца,
Где красота-художник ювелир,
Из тонкостей творит искусно ожерелье.
Которого не купят и столетья
Руками настоящего грязнить!..
Ничтожные! Могучий крик орла,
И стройное дрожание вселенной —
Неуловимых тайн божественное эхо,
Вы заглушить стараетесь жужжаньем
И мертвой критикой надменно прекратить
Стремитесь вы извивы мощного искусства…
Мы — выше вас!.. А меж собой — равны!..
Мы знаем, что грядущее лишь праве —
Судить певцов былого беспристрастно
И честно вынести свой честный приговор
Ничтожные! Назойливо смеясь
Над теми, чья душа клубок переживаний,
Чей час творения дороже долголетий,
Вы краску фальши мерзких получувств
Хотите окунуть зарю высоких знаков…
Вы — куклы времени!.. Живите!.. Размножайтесь!..
Танцуйте камышах! Но наших восприятий.,
Надежд, исканий новых, тонких форм
Не смейте трогать! Много, много раз
Величье, средь непонимания пустыни,
Бросало на бесплодье свой наряд,
До наготы вскрывая цели жизни
И что-же… Вы — крикливою толпою
Съедали родника целебное начало,
И гений умирал расплавленным рассудком
Гораздо ранее назначенного срока… Довольно!!!..
Чистота не хочет пачкать рук
Прикосновением расставленным заборам
Условностей… Она живет собой,
Грядущему растя свои побеги…
Дрожит веселых мыслей звонкий перебой —
То альфа тянется заоблачной омеге…

Солнцень в солнцень.
Ярцень в ярцень.
Раздувайте паруса.
Голубейте молодые
Удалые голоса.
Славьте жизнь
Привольно-вольную,
Голуби иную приволь.
Пойте здравицу
Застольную
Без шабашную раздоль.

Солнцень в солнцень.
Ярцень в ярцень
Для венчального дворца
Растворяйте-распахните
Души — алые — сердца.
Пусть указан путь
Да будет —
Хоровод звучальных дней.
Друг про друга
Не забудет.
Кто пьет чару
Всех полней.

Солнцень в солнцень.
Ярцень в ярцень.
В песнях пьяных без вина,
Разгадайте смысл чудесный.
Нам ли юность не дана.
Пойте крылья огневейные
Взгляд бросая в небеса.
Славьте дни разгульно-лейные.
Раздувайте паруса.

Солнцень в солнцень.
Ярцень в ярцень.
Закружилась карусель.
Быстры круги.
Искры други.
Задружилась развесель.
Хабба-абба, хабба-абба.
Ннай-нмай-ннай.
Эй, рраскаччивай.
И-ювь (свист в четыре пальца).

Гуолн-гуолн-глик. Гуолн-гуолн-глик.
Зовно тает скитальческий крик.
Солнятся крылья внебемолниесмежные,
Печаля на веки опаловый след.
Родимое озеро лебедь покинул.
Прощаль незамолчную в озеро кинул.
Низко сгрустились грустины прибрежные
У омута слезных источников бед
Нам ли легко расставаться с ласканным
Певучим в любви, никогда неустанным,
Им ли стройным забыть всплески крыльев

С родимого озера.
Гуолн-гуолн-глик —
Прощай. Прилетай.
Никому не легко.
Загрустили луга, озимые поля,
Осеннее небо, родная земля,
Цветины, травины, листины, ветвины.
Чистейшие слезы — святые росины —
Всем жалко лебедя.
Даже ветер — разгайно с расстегнутым воротом
Куда-то проветрил в лесистую падь
Шатанул меня — чуть не упал.
Ушан-заяц за кочку припал.
Нет, не вернешь. Не ветри. Не ответит.
Лебедь, если собрался, улетит.
Напрасны —
Обещания весны
И вещие сны
У сосны.
Лебедь покинет. В туманах предутренних
Долго слышаться будут бирюзовые зовы.
В грустняках перепевы.
На грустиньях распевы.
В зеленях перезовы —
В даленях неотзовы.
И каждая песня неслышной печалью
Позовет нас на берег высоки.
И нездешней звучальлью
Упадет, зазвенит.
И откликнется лебедь далекий.
Он об нас не забудет
На родимое озеро снова гордым возвестником
Опустится в утро весеннее,
И грустинам поведает тайну скитаний.
А теперь ему холодно — небо осеннее.
И бесприютно застыла земля.
Пускай полетает, согреется.
Это ничего. Ничего. Ничего.

Гуолн-гуолн-глик.
Прощай. Прилетай.
Солнятся крылья внебемолниеснежные.
Печаля на веки опаловый след.
Родимое озеро лебедь покинул.
Низко сгрустились грустины прибрежные
У омута слезных источников бед.

Солнцекатятся песни из Дальнии
В семицветных лучах кимано.
На тропическом острове Пальмии
Из орехов глотают вино.