Василий Жуковский - Том 3. Орлеанская дева. Эпические произведения

Но в тихий полуночный час,
При легком шорохе шагов,
Послышался речей приятный шорох;
По имени Рустема кто-то назвал;
Без шума отворилась дверь,
И факелов душистых
Сияньем спальня озарилась;
Рустем открыл глаза:
Темина, дочь царя, владыки Семенгама,
Блистая золотом и жемчугами,
Стояла перед ним,
Прекрасная как дева рая;
За ней, держа в руках
Светильники, стояли
Ее рабыни молодые;
Краса живая легкой Пери
С краснеющей стыдливостию девы
Сливались на ее лице,
Где лилий белизну
Животворил прекрасный пурпур розы.
Но было на ее
Застенчиво потупленные очи
Опущено ресниц густое покрывало,
И за рубиновым замком
Ее цветущих, свежих уст
Скрывалась девственная тайна.
Рустем вскочил, нежданным изумленный
Виденьем. «Кто ты? — он спросил. —
Зачем ко мне пришла ночной порою?» —
«Я дочь царя, меня зовут Темина, —
Пришелица ночная отвечала. —
Легка я на бегу; ни лань, ни антилопа,
Ни быстрый ветер горный
Меня догнать не могут;
Но догнала меня тоска, мучитель сердца:
Она меня во тьме глубокой ночи
Перед тебя, мой витязь, привела.
Как чудное преданье старины,
Всегда, везде, от всех я слышу повесть
О храбрости твоей великой;
О том, как не страшишься ты
Ни льва, ни тигра, ни слона,
Ни крокодила, как всего
Ирана ты надежная твердыня,
Как весь Туран дрожит перед тобою,
Как на Туранскую ты землю
Ночной порою выезжаешь
На боевом своем коне
И, обскакав ее и вдоль и поперек,
Без страха спишь один и как никто
Не смеет сон глубокий твой нарушить.
Такую повесть о тебе
Всечасно слыша, я давно
Томилася тоской тебя увидеть;
Теперь увидела и быть твоей женой
Готова, если сам, мой храбрый витязь,
Того потребуешь. Доселе
Ни тайный месяца, ни яркий солнца луч
До моего не прикасались тела;
Здесь в целомудрии, в девичьей простоте
Я расцвела; и только в этот миг
Сказала первую любви глубокой тайну.
Возьми, возьми меня, Рустем;
В приданое твердынный этот замок
Тебе я принесу; а утренним подарком
Моим твой конь, твой Гром могучий будет».
Так светлоликая царевна говорила,
И витязь слушал со вниманьем
И не сводил с нее очей;
Он разумом ее высоким,
И голосом, как флейта сладким,
И красотой полувоздушной
Во глубине души пленялся.
Когда ж царевна замолчала,
Он повелел, чтобы немедля
Один из многомудрых
Мобедов царских
Пошел к царю и от Рустема
Потребовал согласия на брак
Его с царевною Теминой.
Был изумлен владыка Семенгама
Таким нежданным предложеньем
И голову от радости высокой
Высоким кедром поднял;
Он не замедлил согласиться;
И тут же браком сочетался
Рустем с царевною Теминой;
Но брак их совершен был тайно:
Страшился царь, чтобы, воюя
С Ираном, в злобе на Рустема,
Афразиаб не сокрушил
Его столицы Семенгама.

Ночь краткая блаженства миновалась;
Настало утро. Из объятий
Младой супруги вырвался Рустем.
Он снял с руки повязку золотую
И, дав ее Темине,
Сказал: «Теперь нам должно разлучиться;
Меня в Сабуле ждут
Готовые в поход мои дружины;
А ты храни мой дар заветный;
И если в этот год тебе родится дочь,
Укрась ее моей повязкой;
И будет ведать целый мир,
Что ей отец Рустем.
Но если небо даст нам сына,
Пусть носит он, как я носил,
Мою повязку на руке;
Когда ж он возмужает,
Пришли его ко мне в Сабулистан;
Но ведай наперед, что он
Не иначе явиться может
Мне на глаза, как уж прославясь
Великим делом богатырства;
Его неславного ни знать,
Ни видеть не хочу я —
Пускай в толпе исчезнет,
Покрытый тьмой забвенья
И непримеченный отцом.
Не по его породе знаменитой,
Не по моей повязке золотой
Он будет мной за сына признан —
Нас породнит одна лишь только слава;
С ее свидетельством он должен
Мне от тебя принесть мой дар заветный;
Лишь ею он получит право
Сказать в глаза мне: я твой сын.
Но близко день; прости». И он, к горячей груди
Прижав супругу молодую,
Ее с любовью лобызал
В ланиты, очи и уста
И долго от нее не в силах
Был оторваться. Обливаясь
Слезами, от него она
Пошла, и для нее, в час брака овдовевшей,
Блаженство краткое печалью долгой стало.
Тут царь пришел спросить у зятя:
Приятно ль он провел ту ночь?
И объявил, что Гром отыскан.
Обрадован той вестью был Рустем;
Он подошел к коню, его погладил
И оседлал; потом из Семенгама
Поехал, светлый, бодрый духом,
Сперва в Систан, потом в Сабулистан;
И много о своем он думал приключенье,
Но дома никому о нем не говорил.

Пора пришла — и у Темины
Родился сын, прекрасный
Как месяц. Радостно и горестно его
Прижала к сердцу мать и со слезами
Им любовалась: он был вылитый Рустем.
Она его Зорабом назвала,
Его сама кормила грудью,
О нем и день и ночь пеклася.
И дивное созданье был Зораб:
Он родился с улыбкой на устах;
Ни от чего и никогда не плакал; рос так чудно,
Что в первый месяц уж казался годовым;
Трех лет скакал отважно на коне;
Шести лет был могуч, как лев;
Когда ж ему двенадцать лет свершилось,
Никто не мог с ним сладить; ростом был
Он великан, и все блистало
В нем мужеством и красотою:
Глубоко-темные глаза,
Румянец пламенный на свежих
Щеках, широкие плеча́, крутая грудь,
Железно-жилистые руки
И ноги крепкие, как кедры.
Бороться ль кто с ним покушался —
Его он вмиг сгибал в дугу;
На львиную ль охоту выходил —
Со львом он ладил, как с лисицей;
Шатал ли дуб иль кедр —
В его руках они, как хлыстья, гнулись;
Гнался ли за конем — его,
Догнав, хватал за гриву,
И падал на колена конь:
Таков был в отроческих летах
Зораб, достойный сын Рустема.

Однажды к матери приходит отрок
И так ей дерзко говорит:
«На сверстников своих гляжу я свысока;
Никто из них передо мною
Поднять не смеет головы;
Но никому из них досель не мог я
Ответствовать, когда он знать хотел,
Кто мой отец. Скажи же: кто отец мой?
Когда не скажешь, на себя
Я руку наложу,
Да и тебе добра не будет».
Темина с гордостью и страхом отвечала:
«Мой сын, твое рожденье
Доныне было тайной;
Теперь узнай: ты сын Рустема;
Ты дедов знаменитых внук;
И нет земных величий,
Которых бы отец твой не затмил
Сияньем дел своих великих.
Возьми теперь повязку эту;
Носи ее и береги,
Как свет своих очей: ее мне дал
Отец твой на прощанье.
Когда к нему дойдет молва,
Что ты достоин быть им признан,
Он позовет тебя в Иран
И по своей повязке там узнает.
Но ведай наперед, Зораб,
Что на глаза ему явиться
Не иначе ты можешь, как прославясь
Великим делом богатырства;
Тебя неславного ни знать,
Ни видеть твой отец не хочет;
Не по своей породе знаменитой,
Не по его повязке золотой
Ты будешь им за сына признан;
Вас породнит одна лишь только слава;
С ее свидетельством ты должен от меня
Принесть отцу его залог заветный
Лишь ею ты получишь право
Сказать в лицо Рустему: «Я твой сын».
Гордися ж, друг, своей породой славной,
Но до поры храни о ней молчанье».