Николай Морозов - Стихотворения

Казалось, иду я тернистым путём
Один по кургану крутому;
Терновник мне в платье вцепился кругом,
20 И трудно идти мне, больному.
Везде непроглядною, чёрною мглой
Степная равнина одета,
И мрачно и душно в пустыне глухой,
И нет в ней ни жизни, ни света.
Там только, как смутные тени, стоят
Какие-то робкие люди:
Глаза их потухшие в землю глядят,
И впали иссохшие груди.
Темно, неприветно в глухой стороне,
30 Молчит всё в природе глубоко;
И только, я слышу, в ночной тишине
Их песня звучит одиноко:
«Таится болезненно в бедном уме
Сознанье тяжёлой неволи,
Весь век свой мы прожили в рабстве и тьме,
Не видев ни счастья, ни воли.
Под вечным трудом мы клонились без сил,
Без хлеба и крова мы жили,
Нас ветер зимой в непогоду знобил,
40 Оковы и цепи давили.
Мы жили в бесплодных и диких степях,
В безвестной глуши умирали,
И часто в подземных, сырых рудниках
Напрасно мы смерть призывали.
Вся жизнь наша долгой отравой была,
Ряд бедствий, страданий и муки;
Ничтожные против гнетущего зла,
Без сил опускаются руки!..»
И песня, тоски бесконечной полна,
50 Звучит и вдали замирает…
Но всё безучастно. Кругом тишина,
И мрак свой покров не снимает;
Не выглянет небо меж туч полосой,
Блеснувши светил хороводом,
И ветер не дунет живящей струёй
Над тёмным, забитым народом.

Мой путь зарастает сильней и сильней…
Туман, точно саван, ложится…
Усталый иду я по грудам камней,
60 И ум мой болит и мутится…
Я вижу: Царь-колокол правит землёй,
Пред ним всё живущее гнётся,
Он громко гудит над густою толпой,
Тот гул далеко раздаётся:
«Проклятый навеки всевышним отцом
И с сердцем, грехом омрачённым,
Ты должен быть бедным, покорным рабом,
Служить для других осуждённым.
Ты должен смириться душой навсегда,
70 Обиды сносить молчаливо,
Страдать под ярмом векового труда
И крест свой нести терпеливо.
Люби свои цепи, неволю люби,
Томись безотрадной заботой,
Смиряй свою душу и тело губи,
Работай, работай, работай!
Гони наслажденья, трудись в тишине,
Ты тёмным родился и грешным!..
Иль будешь ты проклят и в адском огне
80 Погибнешь во мраке кромешном!»
И тучею чёрной на гул тот идут
Попы и монахи тупые,
Высоко хоругви и чаши несут
Служители мрака слепые.
И тихо проходят они по лугам,
По нивам, полям – с образами,
По хижинам бедным, большим городам,
По дальним дорогам – с крестами;
И где ни пройдут – всюду мрак над страной
90 Ложится как саван суровый,
И давит он мысль человека собой,
Как крышкою гроба свинцовой…

Всё камни, овраги… Как долог мой путь!
Всё дальше и дальше он вьётся…
И негде пристать, и нельзя отдохнуть…
Чу!.. Грохот навстречу несётся…
Я вижу: Царь-пушка во мраке густом
Грохочет, губя что ни встретит,
И светом багровым на небе ночном
100 Кровавое зарево светит.
Над лужами крови, над мёрзлой землёй,
Над грудами ядер разбитых
Томится народ, и с томящей мольбой,
Упав над телами убитых,
Он просит пощады за то, что искал
От грозной неправды спасенья
И, вставши, бесправных рабов призывал
На бой против зла, угнетенья,
Но Пушка грохочет: «Клонись предо мной,
110 Ты, подлое, рабское племя!
Пока существует земля под тобой
И в вечность бегущее время
Ещё не угасло, – нигде не найдёшь
Свободы и правды на свете!
Рабом родился ты, рабом и умрёшь,
И будут рабы твои дети!»
Напрасны мольбы перед силою злой…
И клонятся тёмные люди
Над мокрой от крови погибших землёй,
120 Пред силой ревущих орудий.
И роем пчелиным, несметным идут
Служители грозного бога:
Оковы и пыток орудья несут,
И всюду лежит им дорога.
И блеском железным, щетинясь, блестят
Штыки их, средь дыма сверкая;
И медные каски во мраке горят,
Пожар и огонь отражая.
И едут, и мчатся народа бичи:
130 И грубый жандарм, и сенатор,
И судьи – несчастной страны палачи, —
И с ними палач-император.
То старое рабство привычной стезёй
Идёт, всё губя и терзая,
И зарево ярче горит над страной,
Мученья людей освещая…

Мой путь пропадает… Трудней и трудней
Идти по пустыне холмистой…
Как жарко средь этих песков и полей,
140 На этой дороге тернистой!
Темно – как в гробу; на земле, в небесах
Природа как будто застыла…
На западе дальнем, крутясь в облаках,
Свистя, непогода завыла…
И вздрогнул весь мир от конца до конца,
Лик прежних царей помрачился,
И образ царя, Золотого Тельца,
Средь мрака и дыма явился.
Всё стихло. Лишь воронов стая снуёт,
150 Навстречу тирану слетаясь,
Да полчище слуг на колени встаёт,
Пред новым царём преклоняясь…
Ревёт он к народу: «Незыблем закон
Борьбы за богатство и силу;
Страдать терпеливо ты им осуждён,
Трудиться весь век до могилы;
Напрасны о равенстве, братстве слова,
Где слабого сильный терзает.
Успех или гибель! Вот глас божества,
160 Что миром века управляет!»
И вижу я: движутся массой густой,
Как стаи голодных вампиров,
И золота слитки проносят с собой
Толпы фабрикантов, банкиров;
Фабричные трубы весь воздух коптят,
Поднявшись средь каменных сводов;
Как адские пасти, в долинах стоят
Высокие группы заводов;
Там злятся машины, гремят и ревут,
170 Шипят, точно змеи, насосы,
И тело, и кости рабочего рвут,
Мелькая, как в вихре, колёса…
И алчное войско всё больше растёт,
Всю землю собой наполняет,
И копотью, гарью кругом отдаёт,
И всё перед ним погибает…

Мой путь прекратился. В тумане и мгле
Всё скрылось под ночью глубокой,
И вот я стою на высокой скале
180 Без сил, весь в крови, одинокий…
Отсюда я вижу средь тьмы облаков,
Что скрыто от взоров другого, —
Я вижу теченье могучих веков
И долю народа родного.
Мертва и спокойна лежит предо мной
Страна векового застоя.
Орёл безобразный, с двойной головой,
Парит средь ночного покоя.
Там гады и черви повсюду кишат
190 И хищные птицы летают;
Как будто могилы, там тюрьмы стоят,
И стоны рабов не смолкают.
В ней здание рабства, средь вьющихся змей,
Стоит широко и громадно;
И трое безумных, жестоких царей
Терзают народ беспощадно.
И вдруг в этой тьме гробовой разлились
Могучая жизнь и волненье,
Какие-то люди во тьме поднялись,
200 И слышу я гимн пробужденья:
«О родина! Долго ль ты будешь страдать
Под бременем горькой невзгоды?
И долго ль позорно ты будешь молчать
На голос призывный свободы?
Встань, бедный народ! Подымитесь, рабы,
И в битву идите скорее!
Довольно вы гнулись под игом судьбы!
Разбейте оковы! Смелее!»
И гордый призыв по полям пролетел,
210 И массы на троны восстали,
И мрак застонал, загудел, зашипел,
И в страхе цари задрожали.
Задвигались гады, цепляясь кругом,
И с громом земля расступилась,
И здание рабства с двуглавым орлом,
Сломившись, треща, провалилось.
И много людей под собой в влубине
В паденьи своём раздавило;
Но с ними пропала и тьма в той стране,
220 И рабства губящая сила.
И тучи исчезли с туманом густым,
Разбились оковы народа,
И вся ожила под лучом золотым
Весеннего солнца природа…
Но тут я проснулся… В каморке глухой
Всё было темно, безучастно;
И месяц сиял над моей головой
Так бледно, бездушно, бесстрастно… [8]