Марина Цветаева - Если душа родилась крылатой

Liebster, Dich wundert die Rede?
Alle Scheidenden reden wie Trunkene
und nehmen gerne sich festlich...
Holderlin 4 4 О любимый! Тебя удивляет эта речь? Все расстающиеся говорят как пьяные и любят торжественность... Гёльдерлин.

Вздрогнешь — и горы с плеч,
И душа — гореґ.
Дай мне о гоґре спеть:
О моей гореґ.
Черной ни днесь, ни впредь
Не заткну дыры.
Дай мне о гоґре спеть
На верху горы.

Та гора была, как грудь
Рекрута, снарядом сваленного.
Та гора хотела губ
Девственных, обряда свадебного
Требовала та гора.
— Океан в ушную раковину
Вдруг-ворвавшимся ура! —
Та гора гнала и ратовала.
Та гора была, как гром.
Зря с титанами заигрываем!
Той горы последний дом
Помнишь — на исходе пригорода?
Та гора была — миры!
Бог за мир взымает дорого!
Горе началось с горы.
Та гора была над городом.

Не Парнас, не Синай —
Просто голый казарменный
Холм. — Равняйся! Стреляй!
Отчего же глазам моим
(Раз октябрь, а не май)
Та гора была — рай?

Как на ладони поданный
Рай — не берись, коль жгуч!
Гора бросалась поґд ноги
Колдобинами круч.
Как бы титана лапами
Кустарников и хвой,
Гора хватала заґ полы,
Приказывала: стой!
О, далеко не азбучный
Рай — сквознякам сквозняк!
Гора валила навзничь нас,
Притягивала: ляг!
Оторопев под натиском,
— Как? Не понять и днесь!
Гора, как сводня — святости,
Указывала: здесь...

Персефоны зерно гранатовое,
Как забыть тебя в стужах зим?
Помню губы, двойною раковиной
Приоткрывшиеся моим.
Персефона, зерном загубленная!
Губ упорствующий багрец,
И ресницы твои — зазубринами,
И звезды золотой зубец...

Не обман — страсть, и не вымысел!
И не лжет, — только не дли!
О, когда бы в сей мир явились мы
Простолюдинами любви!
О, когда б, здраво и поґпросту:
Просто — холм, просто — бугор...
(Говорят, тягою к пропасти
Измеряют уровень гор).
В ворохах вереска бурого,
В островах страждущих хвой...
(Высота бреда — над уровнем
Жизни.)
— Наґ же меня! Твой...
Но семьи тихие милости,
Но птенцов лепет — увы!
Оттого что в сей мир явились мы —
Небожителями любви!

Гора горевала (а горы глиной
Горькой горюют в часы разлук),
Гора горевала о голубиной
Нежности наших безвестных утр.
Гора горевала о нашей дружбе:
Губ непреложнейшее родство!
Гора говорила, что коемужды
Сбудется — по слезам его.
Еще говорила гора, что табор —
Жизнь, что весь век по сердцам базарь!
Еще горевала гора: хотя бы
С дитятком — отпустил Агарь!
Еще говорила, что это — демон
Крутит, что замысла нет в игре.
Гора говорила, мы были немы,
Предоставляли судить горе.

Гора горевала, что только грустью
Станет — чтоґ ныне и кровь и зной.
Гора говорила, что не отпустит
Нас, не допустит тебя с другой!
Гора горевала, что только дымом
Станет — чтоґ ныне: и мир и Рим.
Гора говорила, что быть с другими
Нам (не завидую тем другим!).
Гора горевала о страшном грузе
Клятвы, которую поздно клясть.
Гора говорила, что стар тот узел
Гордиев: долг и страсть.
Гора горевала о нашем горе:
Завтра! Не сразу! Когда над лбом —
Уж не memento 5 5 Memento mori (лат.) — помни о смерти. , а просто — море!
Завтра, когда поймем.
Звук... Ну как будто бы кто-то просто,
Ну... плачет вблизи?

Гора горевала о том, что врозь нам
Вниз, по такой грязи —
В жизнь, про которую знаем всеґ мы:
Сброд — рынок — барак.
Еще говорила, что все поэмы
Гор — пишутся — таґк.

Та гора была, как горб
Атласа, титана стонущего.
Той горою будет горд
Город, где с утра и доґ ночи мы
Жизнь свою — как карту бьем!
Страстные, не быть упорствуем.
Наравне с медвежьим рвом
И двенадцатью апостолами —
Чтите мой угрюмый грот.
(Грот — была, и волны впрыгивали!)
Той игры последний ход
Помнишь — на исходе пригорода?
Та гора была — миры!
Боги мстят своим подобиям!
Горе началось с горы.
Та гора на мне — надгробием.

Минут годы, и вот означенный
Камень, плоским смененный, снят 6 6 Т.е. вместо этого камня (горы на мне) будет плоский (плита). .
Нашу гору застроят дачами, —
Палисадниками стеснят.
Говорят, на таких окраинах
Воздух чище и легче жить.
И пойдут лоскуты выкраивать,
Перекладинами рябить,
Перевалы мои выструнивать,
Все овраги мои — вверх дном!
Ибо надо ведь — хоть кому-нибудь
Дома в счастье, и счастья — в дом!
Счастья — в доме! Любви без вымыслов!
Без вытягивания жил!
Надо женщиной быть — и вынести!
(Было-было, когда ходил,

Счастье — в доме!) Любви, не скрашенной
Ни разлукою, ни ножом.
На развалинах счастья нашего
Город встанет: мужей и жен.
И на том же блаженном воздухе,
— Пока можешь еще — греши! —
Будут лавочники на отдыхе
Пережевывать барыши,
Этажи и ходы надумывать —
Чтобы каждая нитка — в дом!
Ибо надо ведь — хоть кому-нибудь
Крыши с аистовым гнездом!

Но под тяжестью тех фундаментов
Не забудет гора — игры.
Есть беспутные, нет — беспамятных:
Горы времени — у горы!
По упорствующим расселинам
Дачник, поздно хватясь, поймет:
Не пригорок, поросший семьями, —
Кратер, пущенный в оборот!
Виноградниками — Везувия
Не сковать! Великана — льном
Не связать! Одного безумия
Уст — достаточно, чтобы львом
Виноградники заворочались,
Лаву ненависти струя.
Будут девками ваши дочери
И поэтами — сыновья!
Дочь, ребенка расти внебрачного!
Сын, цыганкам себя страви!
Да не будет вам места злачного,
Телеса, на моей крови!
Твеґрже камня краеугольного,
Клятвой смертника на одре:
— Да не будет вам счастья дольнего,
Муравьи, на моей горе!
В час неведомый, в срок негаданный
Опознаґете всей семьей
Непомерную и громадную
Гору заповеди седьмой!

Есть пробелы в памяти, бельма
На глазах: семь покрывал...
Я не помню тебя — отдельно.
Вместо чеґрт — белый провал.
Без примет. Белым пробелом —
Весь. (Душа, в ранах сплошных,
Рана — сплошь.) Частности мелом
Отмечать — дело портных.
Небосвод — цельным основан.
Океан — скопище брызг?!
Без примет. Верно — особый —
Весь. Любовь — связь, а не сыск.
Вороной, русой ли масти —
Пусть сосед скажет: он зряч.
Разве страсть — делит на части?
Часовщик я, или врач?
Ты — как круг, полный и цельный:
Цельный вихрь, полный столбняк.
Я не помню тебя отдельно
От любви. Равенства знак.
(В ворохах сонного пуха:
Водопад, пены холмы —
Новизной, странной для слуха,
Вместо: «я» — тронное: «мы»...)
Но зато, в нищей и тесной
Жизни — «жизнь, как она есть» —
Я не вижу тебя совместно
Ни с одной:
— Памяти месть!