Юрий Верховский - Струны: Собрание сочинений

Влюбленных ревность, ласки и капризы,
Свиданья шепот в полутемном гроте –
И поцелуй при мраморном Эроте,
И тайных нег веселые сюрпризы, –

Всё вспомнилось: любовь была премудра
И в песенке под звуки клавесина.
Ваш взгляд, румянец, милая кузина…

Вот локона развившегося пудра…
Вот новые таинственные мушки,
Как и тогда – на бале у старушки!

Мой друг, еще страницу поверни –
И желтую, и нежную страницу;
Вновь вызови живую вереницу
Крылатых снов блаженного Парни.

Полны весенней негою они.
Приветствуй бодро юную денницу –
И в юный мир чрез шаткую границу
Уверенно и радостно шагни.

На фоне утра нежно-розоватом
За стройной нимфой гонится пастух;
Их смех поет хмелеющим раскатом,

Пока румянец утра не потух,
Любуйся им – твоим счастливым братом
И раскрывай влюбленной песне слух.

Моя любовь шла голову понуря,
Чтоб скрыть лицо и не видать толпы;
И были тихи, медленны стопы,
Хотя в душе рвалась, металась буря.

Тянулись окна, стены и столпы –
И люди, люди; но, чела не хмуря,
Всё шла она, слегка ресницы жмуря,
Чтоб не сойти с предызбранной тропы.

Дневная жизнь, звеня и пламенея,
Вокруг текла – вдруг деву замечала —
И устремлялась взорами за ней.

Из-под волны распавшихся кудрей
Она безмолвным вздохом отвечала
И шла вперед, склоняясь и бледнея.

Душистый дух черемухи весенней,
Ее зелено-белую красу,
Одетую в рассветную росу –
Я полюбил душой моей осенней.

Всё жизненней, душистей и бесценней
Моя любовь мне в жизненном лесу;
Всё осторожней я ее несу,
Всё путь мой долгий глуше и бессменней.

Когда ее я вижу в светлой чаще –
Нарядную любимицу мою –
Я взгляд ее невинных таз ловлю –

И мне дышать в глуши всё слаще, слаще,
И долго я любуюсь и стою,
И вновь иду, и счастлив, и пою.

Заклятую черту перешагни –
И летнюю страду сменит награда –
Лилово-синих гроздьев винограда
И тусклые, и жаркие огни.

Не для тебя высокая ограда.
Покорных лоз объятья разогни,
Отважно душной чащи досягни,
Чтобы узреть царицу вертограда.

В волшебную дрему погружены
Хмельные гроздья. Чуть листвой колышут –
И винный запах в их огне лиловом.

В недвижном воздухе могучим словом
Завороженные, молчат – и слышат
Присутствие таинственной жены.

Под гул костров, назло шумящей буре
Мы продолжали пир торжествовать,
Когда сквозь бор на разъяренном туре
Ты прискакала с нами пировать.

Вино – помин по нашем древнем щуре –
Мы по ковшам спешили разливать;
А ты валялась на медвежьей шкуре.
Мы все тебя бросались целовать.

Ты оделяла нас чудесным даром.
Казалась ты владычицей громов;
Ты хохотала – буря бушевала.

Вдруг бор потрясся яростным ударом.
Умчалась ты – и вспыхнул царь дубов,
За ним – раскрылся черный мрак обвала.

Я в роще лавра ждал тебя тогда.
Ручьи, цветы – деннице были рады.
Алела розой утренней отрады
У ног моих спокойная вода.

Уж просыпались дальние стада.
Кричали резво юные мэнады.
А я шептал, исполненный досады:
«Нет, не придет уж, верно, никогда».

Вдруг – легкий бег и плеск в воде ручья:
Ты, падая стремглав, ко мне взываешь,
Белеешь в алой влаге, исчезаешь…

Я ринулся к тебе, краса моя.
А за тобой – и смех, и вой кентавра,
И стук копыт гремел по роще лавра.

Я к ней бежал, вдыхая дух морской,
В забвении томящем и счастливом.
Над голубым сверкающим заливом
Стлал золото полуденный покой.

Вся розовея в пламени стыдливом,
Обвив чело зеленой осокой,
Она ждала с улыбкой и тоской
На лоне волн ласкательно-сонливом.

Вдруг над водой увидела меня…
Слепительные, пенистые брызги,
Прозрачные, пронзительные визги –

Рассыпались, сверкая и звеня.
И плеск далек. Но миг – спешат обратно
В лазурном блеске розовые пятна.

На берегу стоял я у решетки.
В ушах звенели звуки мандолин,
Назойливо одолевая сплин.
А нежен был закат и дали – четки.

Скользили разукрашенные лодки.
Чернели полумаски синьорин;
Их нежили и ласковость картин,
И тенора чувствительные нотки.

Как позы женственны, как вздохи сладки.
Но это чей малиновый наряд?
Тяжелые струящиеся складки…

Огромные глаза огнем горят –
Твоим огнем – в разрезах полумаски…
Ты!.. Меркнут звуки… потухают краски…

За темным городом пылали дали
Сиянием закатным багреца.
Глухому дню покорного конца
В усталой дреме люди ожидали.

Нежданно мимо моего крыльца
На вороном коне вы проскакали.
За темной тенью бившейся вуали
Я не увидел гордого лица.

Но стройный образ амазонки черной,
Мелькнув на багрянице заревой,
Дохнул какой-то силой роковой.

И тишина казалась чудотворной:
Не я один поникнул головой,
А весь народ одной душой покорной.

Я думал, ты исчезла навсегда:
Судьба-колдунья все жалела дара.
И безнадежной едкостью угара
Пьянили дух шальные города.

Так проползли бесцветные года.
Толпа течет; скользит за парой пара
По освещенным плитам тротуара.
И вижу – ты, спокойна и горда.

Твое лицо прозрачное – из воска.
Темнеет брови нежная полоска.
В наряде черном строен облик твой.