Осип Мандельштам - Стихотворения (1908-1937)

На стороне врагов законы: Ему ничем нельзя помочь! И клетчатые панталоны, Рыдая, обнимает дочь.

1914

16

***

Я не слыхал рассказов Оссиана, Не пробовал старинного вина,Зачем же мне мерещится поляна, Шотландии кровавая луна? И перекличка ворона и арфы Мне чудится в зловещей тишине, И ветром развеваемые шарфы Дружинников мелькают при луне! Я получил блаженное наследство Чужих певцов блуждающие сны; Свое родство и скучное соседство Мы презирать заведомо вольны. И не одно сокровище, быть может, Минуя внуков, к правнукам уйдет, И снова скальд чужую песню сложит И как свою ее произнесет.

1914

***

Есть ценностей незыблемая скала Над скучными ошибками веков. Неправильно наложена опала На автора возвышенных стихов. И вслед за тем, как жалкий Сумароков Пролепетал заученную роль, Как царский посох в скинии пророков, У нас цвела торжественная боль. Что делать нам в театре полуслова И полумаск, герои и цари? И для меня явленье Озерова Последний луч трагической зари.

1914

***

Поляки! Я не вижу смысла В безумном подвиге стрелков! Иль ворон заклюет орлов? Иль потечет обратно висла? Или снега не будут больше Зимою покрывать ковыль? Или о Габсбургов костыль Пристало ушибаться польше? И ты, славянская комета, В своем блужданьи вековом, Рассыпалась чужим огнем, Сообщница чужого света!

1914

17

***

Aнне Aхматовой

Черты лица искажены Какой-то старческой улыбкой. Ужели и гитане гибкой Все муки Данта суждены?

1915

***

Бессонница. Гомер. Тугие паруса. Я список кораблей прочел до середины: Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный, Что над Элладою когда-то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи, На головах царей божественная пена, Куда плывете вы? Когда бы не Елена, Что Tроя вам одна, ахейские мужи?

И море, и Гомер - все движется любовью. Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит, И море Черное, витийствуя, шумит И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

1915

***

Уничтожает пламень Сухую жизнь мою, И ныне я не камень, Я дерево пою.

Оно легко и грубо, Из одного куска И сердцевина дуба, И весла рыбака.

Bбивайте крепче сваи, Стучите, молотки, О деревянном рае, Где вещи так легки.

1915

18

***

От вторника и до субботы Одна пустыня пролегла. О, длительные перелеты! Семь тысяч верст - одна стрела. И ласточки, когда летели B Египет водяным путем, Четыре дня они висели, Не зачерпнув воды крылом.

1915

***

В Петрополе прозрачном мы умрем, Где властвует над нами Прозерпина. Мы в каждом вздохе смертный воздух пьем, И каждый час нам смертная година. Богиня моря, грозная Aфина, Сними могучий каменный шелом. B Петрополе прозрачном мы умрем,Здесь царствуешь не ты, а Прозерпина.

1916

***

Эта ночь непоправима, А у вас еще светло. У ворот Ерусалима Солнце черное взошло. Солнце черное страшнее Баю баюшки баю B светлом храме иудеи Хоронили мать мою. Благодати не имея И священства лишены, B светлом храме иудеи Отпевали прах жены. И над матерью звенели Голоса израильтян. Я проснулся в колыбели, Черным солнцем осиян.

19

***

Природа - тот же Рим отразилась в нем. Мы видим образы его гражданской мощи В прозрачном воздухе, как в цирке голубом, На форуме полей и в колоннаде рощи.

Природа - тот же Рим, и, кажется, опять Нам незачем богов напрасно беспокоить, Есть внутренности жертв, чтоб о войне гадать, Рабы, чтобы молчать, и камни, чтобы строить!

1917

Декабрист

*********

"Тому свидетельство языческий сенат, Сии дела не умирают!" Он раскурил чубук и запахнул халат, А рядом в шахматы играют.

Честолюбивый сон он променял на сруб В глухом урочище сибири, И вычурный чубук у ядовитых губ, Сказавших правду в скорбном мире.

Шумели в первый раз германские дубы, Европа плакала в тенетах, Квадриги черные вставали на дыбы На триумфальных поворотах.

Бывало, голубой в стаканах пунш горит. С широким шумом самовара Подруга рейнская тихонько говорит, Вольнолюбивая гитара.

"Еще волнуются живые голоса О сладкой вольности гражданства!" Но жертвы не хотят слепые небеса: Вернее труд и постоянство.

Все перепуталось, и некому сказать, Что, постепенно холодея, Все перепуталось, и сладко повторять: Россия,лета, Лорелея.

1917

20

***

Bсе чуждо нам в столице непотребной: Ее сухая черствая земля И буйный торг на Сухаревке хлебной И страшный вид разбойного кремля. Она, дремучая, всем миром правит. Миллионами скрипучих арб она Качнулась в путь - и полвселенной давит Ее базаров бабья ширина. Ее церквей благоуханны соты Как дикий мед, заброшенный в леса, И птичьих стай пустые перелеты Угрюмые волнуют небеса. Она в торговле хитрая лисица, Она пред князем - жалкая раба. Удельной речки мутная водица Течет, как встарь, в сухие желоба. 1916 (1917)

***

Когда октябрьский нам готовил временщик Ярмо насилия и злобы, И ощетинился убийца-броневик, И пулеметчик узколобый, Керенского распять потребовал солдат, И злая чернь рукоплескала: Нам сердце на штыки позволил взять Пилат, Чтоб сердце биться перестало! И укоризненно мелькает эта тень, Где зданий красная подкова; Как будто слышу я в октябрьский тусклый день: "Вязать его, щенка Петрова!" Среди гражданских бурь и яростных личин, Тончайшим гневом пламенея, Ты шел бестрепетно, свободный гражданин, Куда вела тебя Психея. И если для других восторженный народ Bенки свивает золотые Благословить тебя в глубокий ад сойдет Стопою легкою Россия.

21

Кассандре

*********

Я не искал в цветущие мгновенья Твоих, Кассандра, губ, твоих, Кассандра, глаз, Но в декабре - торжественное бденье Воспоминанье мучит нас!

И в декабре семнадцатого года Все потеряли мы, любя: Один ограблен волею народа, Другой ограбил сам себя...

Когда-нибудь в столице шалой, На скифском празднике, на берегу Невы, При звуках омерзительного бала Сорвут платок с прекрасной головы...

Но, если эта жизнь - необходимость бреда, И корабельный лес - высокие дома Лети, безрукая победа Гиперборейская чума!

На площади с броневиками Я вижу человека: он Волков горящими пугает головнями: Свобода, равенство, закон!

Декабрь 1917

***

А.B.Карташеву

Среди священников левитом молодым На страже утренней он долго оставался. Ночь иудейская сгущалася над ним И храм разрушенный угрюмо созидался.

Он говорил: небес тревожна желтизна. Уж над Ефратом ночь, бегите, иереи! А старцы думали: не наша в том вина; Се черножелтый свет, се радость иудеи.

Он с нами был,когда по берегу ручья Мы в драгоценный лен субботу пеленали И семисвечником тяжелым освещали Ерусалима ночь и чад небытия.

1917

22

***

Пусть имена цветущих городов Ласкают слух значительностью бренной. Не город Рим живет среди веков, А место человека во вселенной. Им овладеть пытаются цари, Священники оправдывают войны, И без него презрения достойны, Как жалкий сор, дома и алтари.