Алексей Евтушенко - Третья Твердь

Будто гиблые очи дивчины…

Лижет сердце печаль без причины —

Не тебе ее превозмочь.

Не тебе пролететь журавлем

Над высокой от сока осокой,

Принимать из рук синеокой

Жбан тяжелый с холодным вином.

Оставайся – над степью закат

Разметался в полнеба России…

Те, кто жили с тобою – простили.

Те, кто пели с тобою – простят.

Здесь не то что бы красиво —

Версты длинные,

Одинокая Россия —

Боль былинная.

Ни свободы, ни темницы —

Ешь, что дадено.

Ни деревня, ни станица..,

В общем – Родина.

Ах, сторонушка-сторонка

Неоглядная.

Соловьи ликуют звонко,

Девки ладные.

Мужики воды трезвее —

Взгляды гордые.

Рыба водится и звери,

Мир над городом.

Врешь, любезный, здесь обычно

Сыты вороны.

Вор со сволочью добычу

Делят поровну.

А закаты и рассветы

Кровью мазаны.

А солдаты и поэты

Смертью связаны.

По заслугам и по росту

Цепи кованы,

Помирать в России просто —

Жить рискованно.

И тускнеют год от года

Дали чистые.

Братство, Равенство, Свобода —

Ложь речистая.

Верно, времечко настало

Вешать колокол.

Звонарей осталось мало

Неба около.

Разбрелось лихое вече,

Пьет без просыпу…

Сдюжишь, русский человече?

Сдюжу, Господи.

Над опечаленной Россией

Бездомный ангел пролетал.

Внизу закат кроваво-синий

За долгой степью догорал.

И думал ангел, равновесье

Крылами тяжкими держа,

О том, что в русском поднебесье

Не ангелами дорожат,

А только отблеском пожара

Да майской праздничной грозой…

В руках у ангела дрожала

Звезда по имени Покой.

Ходячее кладбище стихотворений,

Непрошеный житель твоих городов…

Хорошие люди до остохрененья

Еще восхваляют мои песнопенья,

Но ты уже требуешь бережных слов.

Послушай, потише с такими глазами!

Веди осторожнее, шепотом пой.

Под небом, провисшим как мокрое знамя,

Друзья и подруги крадутся за нами

С потушенной лампой, с погасшей свечой.

А нами ли были предсказаны ветры,

Угаданы годы, придумана быль?

Не пулей убиты, не солнцем согреты,

Игрушечные нарушаем запреты

В предчувствии неразделенной любви.

Нет. Не могу. Прости, люблю другую

Всем, что осталось от любви к тебе.

Хоть всякий раз об августе тоскую

В унылом неуютном ноябре.

Вот и теперь сгустился воздух тяжкий

Над поймой полумертвого Донца;

И нам уже не разглядеть, бедняжкам,

Начала нашей встречи и конца.

Все хорошо – нет повода для пьянства.

Все правильно – нет ночи для кончин.

И с непоколебимым постоянством

Последствия первичнее причин.

Придет зима за осенью великой.

Потом весна и лето, и опять

Кто станет – беспощадный и безликий

Твои глаза и губы целовать?

Как дни пролетают – все мимо и мимо.

Почти невесомо, почти что незримо,

Затерянных душ не касаясь крылами,

А кроме любви – ничего между нами.

Нет, есть еще, правда, пространство и время,

Но это пустяк для привыкшего мерять

Пространство – годами, а время – шагами.

Заденьте нас, дни, золотыми крылами!

Мы снова заплачем над вымыслом Божьим,

Плохое забудем, стихи подытожим,

И сядем для долгой беседы на кухне…

Не бойся, любовь между нами не рухнет.

Не бойся – измерено время шагами,

Но долго пространство лежит между нами.

Твой взгляд – колдовство. Прикрываюсь ладонью,

Но чаще стою в безотчетной тревоге

На скучной обочине пыльной дороги,

Которая к черту ведет. Я-то помню

Какие герои по ней уходили.

Какие калеки по ней возвращались…

Стою на обочине в облаке пыли

Как нищий, которому грош обещали.

Да так и не дали. Ушли не прощаясь

В иные долины, в туманы и грозы,

Худые тела прикрывали плащами,

Ругались площадно и мыслили прозой.

Твой взгляд – колдовство. Миражи и фантомы

И галлюцинации в небе теснятся,

А ночью мне русые волосы снятся

И женские ноги пленительной формы.

Дай времени, Боже! Ты станешь усталой,

Глаза потускнеют, и сморщится кожа,

И больше никто под луною не сможет

Меня сочинять научить, как мечтал я.

Как я на бумагу выплескивал чувства!

Как я на бумагу выбрасывал мысли!

Но руки бессильно вдоль тела повисли

И взрослой душе одиноко и пусто.

Конец наважденьям. Изучены рифмы.

Под звуки победного твердого марша

Шагаем вперед, утверждая тарифы

На нашу продукцию, творчество наше.

И, медный пятак в кулаке зажимая,

Уже предвкушаем богатство и славу.

И грохот оваций. И выкрики "браво!"

И всю безнадежность любви ожиданья.

Я тоже понимал язык зверей,

Сигналы трав и разговор деревьев,

Когда хватал зубами воздух древний

И торопился умереть скорей.

А в новой жизни двигался быстрей

По тротуару – молодой и гневный.

Запас любви истрачу однодневный

И обнимаю шеи фонарей.

Ждала обоих городская площадь,

Но лезли в сны озера, реки, рощи.

Мешали то ветра, то облака…

Я отдыхал напротив листопада,

Поглядывал на равных свысока

И наизусть учил твои наряды.

И наизусть учил твои наряды,

Волнуясь перед выбором лица,

С упрямством твердорукого творца

И нетерпеньем крошечного сада.

Слова и слава – девочкам услада.

Когда причастность к вере отрицал,

В ответ мерцали звезды и сердца,

И совершались грозные обряды.

Смотрели вслед мальчишки и мужчины.

Еще не осознав любви причины,

Обнял за плечи, повернул к себе…

Была словам и поведенью рада.

Не позволяя чувствам огрубеть,

Сменила платье. Одарила взглядом.

Сменила платье. Одарила взглядом

И наказала ждать до четверга.

Но дождь не шел. Сужались берега,

Вода мутнела от жары и яда.

За долгое терпение награда —

На праздник сердцевина пирога,

Угрюмый вид нахального врага

И женщина, шагающая рядом

По склону онемевшего холма.

По доброй воле юного ума

Над скифской степью в желтом сарафане

Не Каменная Баба дикарей —

"Лендровер" приготовлен для сафари —

Хозяйка троллей, домовых и фей.

Хозяйка троллей, домовых и фей.

Но из цветов и листьев тамариска