Алексей Евтушенко - Избавление

Октябрь утешит, октябрь поправит.

И сколько бы ни было бед и болезней,

Безумных привычек, тяжелых последствий,

Я в желтом и красном сольюсь и исчезну

На фоне развалин старинных поместий.

В последние дни листья надают реже.

Дожди зачастят, опустеет веранда…

Очнуться и слушать ноябрь безбрежный

В уютной постели, пропахшей лавандой.

Иным грозит безумие и голос

Пустых секунд, погибших в октябре,

А я спокойно исполняю соло

На меднокожей полковой трубе.

И на виду у смерти недалекой,

Пока вино не выпито до дна,

Вокруг друзей, горда и одинока,

Танцует – незнакомая – она.

Все кажется, дыхания не хватит.

Труба хрипит, расходятся друзья.

Вдоль гладких ног бушует пламя-платье,

И вертится последняя Земля.

Рожденная снежной метелью,

Твои ли искал я следы,

Когда переулки пустели

В предчувствии скорой беды?

Бежали и трусы, и сволочь,

И прочий подопытный люд.

Царила над городом полночь

И спешно вершила свой суд.

Прощала, дарила, казнила

Оставшихся между тенен.

Цветами наполнив корзину,

Я выломал двери в стене.

А ты выбегала на угол

И хмуро глядела туда,

Где с праздничным блеском и гулом

Я шел, как идут поезда.

Между тяжких еловых лап

Снег и тень, живая лыжня.

Восхищаться не мог – ослаб,

День на крик обогнал меня.

Крикну – эхо вернет печаль,

Виновато смолчит вблизи.

Чем еще разжалобить даль

Всю из гор, облаков, низин?

Но подруга растопит печь,

Сядет мужа ждать у огня.

Остается – любовь сберечь,

И любовь сбережет меня.

Остается ночь за спиной.

Километры, огни, глаза…

Постою за рыжей сосной

И, вздохнув, поверну назад.

Безветрие. Еще не кончились чернила,

И можно начинать историю земель,

Где, августом жива, ты умирать учила.

Зима застукала, но я уже умел.

И вот – скандальный двор

И трудная задача —

Полгода пересечь к подъезду под углом.

Давно лежит снежок, давно дышу иначе,

Но медленно вхожу в пятиэтажный дом.

Нам некогда любить среди бетонной ночи,

Пять песен за глаза и губы напрокат.

Особо молодых я обижал нарочно,

Но ты меня простишь, коль буду виноват.

Сторонником зверей слыву в любое время

И в городской среде запутываю след.

Меня возьмут, когда мы оба не поверим

В безумную любовь, как в чей-то пьяный бред.

Плясала голой в голубом углу,

В зеленом – пела, в желтом – одевалась.

А в красном – незаметная усталость

Ей в мозг вводила гибкую иглу.

Ночь кончится, как только хлопнет дверь.

Тот, кто уйдет, не верит даже птицам.

Купи кота – хороший мягкий зверь,

Живое рядом – сразу лучше спится.

Усталым трудно боль преодолеть,

Тем более рассчитывать на отдых.

Рассвет хлестнул по окнам, словно плеть,

И день пришел. Пришел и не уходит.

Помянем неродившуюся дочку

Стаканом темно-красного вина.

Выдалбливаю лодку из бревна

И сыплю время из часов песочных.

А ты уже привыкла спать одна?

Вот угол комнаты – пространство бытия

Простых предметов, равных по значенью

Улыбке моего второго "я",

Когда оно следит с привычной ленью

За жалкими попытками схитрить.

Тут зеркало на плоскости стола

Умело передразнивает вазу.

И я готов смеяться раз за разом,

Дотрагиваясь пальцем до стекла, —

Ему не трудно мир отобразить.

Пузатая бутылка для монет,

Свеча и камень – мрамор настоящий.

От низкой лампы неуклюжий свет

Ощупывает в комнату входящих, —

Лицо твое пытается найти.

Гляжу на фотографию друзей,

Она полгода украшает угол.

Внизу собака из породы кукол

И глиняная женщина над ней —

Из тех, что не ломаются в пути.

Хромое время медленно идет,

Цветы теряют лепестки, как годы.

Букет к утру доверчиво умрет,

Я вылью застоявшуюся воду

И новые цветы тебе куплю.

Вереница любимых имен

Уплывает в сознании чутком,

Будто по небу дикие утки

За теплом над планетой вдогон.

Холода подступают, и стал

День мне короток, словно рубаха.

Тяжкий месяц острей, чем наваха

Закаленная твердая сталь.

Пусто в сердце. Лютует зима

Вдоль дорог, занесенных снегами.

Влезу в старое кресло с ногами

И уткнусь инстинктивно в Дюма

И погаснет закат за окном,

И дневные грехи скроет вечер,

И по радио громкие речи

Растворю я горячим вином.

Так бы целую вечность читать,

Грея зябкую душу и кости,

Но звонят запоздалые гости,

И пошел д'Артаньян открывать.

"Катти Сарк" – короткая рубашка.

Вспыхнул ветер в белых парусах.

– До свиданья, не грусти, милашка.

Рви цветы в тропических лесах.

Солнце светит яростно и сильно,

В трюмах чай, и на душе печаль…

– До свиданья, возвращайся, милый,

Походя, случайно, невзначай.

Напоследок из обсидиана

Подарю красивый острый нож.

Сохраните, духи Океана,

Чайный клипер, чаячий галдеж,

Ровный ветер, бодрую погоду,

Запах соли, высоту небес!

Моет лапой заспанную морду

Старый боцман, как похмельный бес.

Я не могу в этом городе жить,

Мне без тебя в этом городе – смерть.

Видишь, в соборе горят витражи

Так, что безбожникам больно смотреть.

Не удержали пальцы бокал,

И растерялись на время вожди.

Ветер на город швырнул облака

И превратил их в злые дожди.

С неба тянулась кислотная дрянь

И растворялась в мутной воде.

Из подворотен шарахалась брань

И осторожные тени людей.

Что ж ты, родная, дрожишь на ветру?

Ведь по сигналу серебряных труб

В город оглохший ворвутся к утру

Отблески праведных судеб и губ.

И засияют в чердачном окне

Очи детей, не умеющих лгать,

И на хребтах утомленных коней

Ринется в улицы нищая рать.

Будет ли пир продолжаться горой

Или, отведавши вдоволь вина,

Свалится в городе каждый второй,

Ты же останешься прежней одна?

Но никого не обидит копье,

И никого не заденут слова…

Чистую воду пригоршнями пьет

Стражник свободный. Светла голова.

Уже осенние дожди

Тревожат август ясноглазый.

Попробуй сердце удержи,

Когда любви не знал ни разу.

Попробуй сей запретный плод —

Всего лишь яблоко на ветке.

Растет повсюду. Кушай, детка,

И продолжай свой честный род.