Давид Самойлов - Стихи

Но, видимо, главное в подтексте стихотворения — это то, как автор с явным негативным оттенком воспроизводит мысль Пестеля о том, что талант Пушкина расцветет "при должном направленье" (ох, сколько лет нам твердили о "руководящей роли"!), а Пушкин с язвительным укором говорит декабристскому вожаку о том, что им, Постелем, любовь "тоже в рамки введена".

Похожий подтекст улавливается и в самойловском стихотворении "Шуберт Франц":

Уж не отсюда ли финальные строки "Книжного бума" Андрея Вознесенского:

Да не о Шуберте написал Самойлов, а о поэтах наших времен…

В стихотворении "На смерть Ивана" гулким гулом переливается колокольная песня свободы:

И далее следуют строки, изымавшиеся цензурой в течение многих лет:

А один из фактов пушкинской биографии (невозможность выехать в течение трех осенних месяцев 1830 года из Болдина ввиду эпидемии холеры) стал для Самойлова предлогом, чтобы в начале стихотворения "Болдинская осень":

дать не только характерные приметы 1961 года ("хрущевская оттепель" уже сменилась "заморозками"), но и утвердить мысль о несгибаемой воле поэтов в условиях политической несвободы. Такой Самойлов вряд ли всем известен…

И вот в жизни поэта настала пора, о которой он скажет так: "Я уже за третьим перевалом…" После 8-летнего проживания в подмосковной деревне Опалиха (подальше от литературных игрищ и сборищ!) Самойлов в 1975 году поселился в небольшом эстонском городке Пярну, и это был вызов системе официальных координат:

Очевидно, прибалтийский пейзаж — даже в непогоду — приносил поэту ощущение легкости и жизненной свободы:

Здесь, в Пярну, поэта не оставляли элегические мысли о конечности земного бытия:

23 февраля 1990 года в Таллинне, на юбилейном вечере Пастернака, едва завершив речь, Самойлов скончался. "Третий перевал" закончился.

Что умел Давид Самойлов? Умел воевать, писать стихи, переводить Тувима, Межелайтиса, Десанку Максимович и десятки других поэтов, он сумел написать блистательную "Книгу о русской рифме", десятки добротных статей о поэзии.

Ожидает своего исследователя поэтическое мастерство Самойлова — приверженца строгих классических форм и "скрытых", не бьющих в глаза поэтических открытий:

Еще напишут о высоком искусстве Самойлова как поэта-живописца:

Эти строки надо увидеть: форма красного листа, вертикального по отношению к поверхности земли, напоминает форму человеческого сердца, а красные листики куста, находящиеся в горизонтальном положении, схожи по форме с полураскрытыми устами.

…Да мало ли что еще хорошего и доброго можно написать о Давиде Самойлове. Известном и неизвестном.

В 1985 году Владимир Спиваков обратился к Д.Самойлову с просьбой перевести на русский язык для цикла “Времена года” Антонио Вивальди стихи (в форме сонета), предпосланные каждому из четырех концертов под названием “Весна”, “Лето”, “Осень”, “Зима”. Имя автора в итальянских изданиях “Времен года” не значится. Есть предположение, что сонеты написал сам композитор.

Переведенные Д.Самойловым тексты прилагались к филармонической программе, в рамках которой оркестр, руководимый В.Спиваковым, исполнял “Времена года”, но никогда не печатались отдельно.

Галина МЕДВЕДЕВА

Текст предоставлен другом Д. Самойлова профессором Виктором Борисовичем Малкиным.

Илья Львович Сельвинский.

Публикация Александра Давыдова

Самойлов считался неплодовитым поэтом. Он сам этого не оспаривал, даже иногда каялся, что пишет “редко и мало” (“Мой стих”). Оказалось, что вовсе не мало. Целую эпоху своего раннего творчества Самойлов попросту перечеркнул, из стихов 40-х — начала 50-х годов, среди которых есть блестящие, опубликовав крохи. Только теперь, через полтора десятилетия после смерти Самойлова, когда уже исследован весь его обширный архив [61] Здесь должен поблагодарить самого добросовестного и знающего «самойловеда» Виктора Тумаркина (А.Д.). , стало очевидным, сколь он был строг в отборе собственных стихов для печати. Обнаружились многие десятки неопубликованных, — и цензурные соображения тут, как правило, ни при чем. К своему раннему творчеству Самойлов был явно несправедлив, — и не только он сам, а эпоха. Но и позже, всегда ли безусловен его отбор? Не думаю. Среди отринутых (но ведь не уничтоженных) стихов немало действительно слабоватых для Самойлова, но много и настоящих, полновесных. Видимо, все сомнения он решал не в пользу публикации. А может быть, специально отсекал наметки других путей своего творчества, отличных от магистрального. Впрочем, мнение автора Самойлов не полагал принудительным для потомков. Известно его рассуждение в воспоминаниях о Заболоцком: “Я думаю, что живые не должны полностью считаться с поэтом. Когда он умер, нужно издавать все, что осталось… а потомки из оставшегося материала пусть построят еще один дом или пристройку. И поэт в целом есть эти два дома”. Сейчас мы начали обживать его второй дом.

Вступление и публикация

Александра Давыдова

“Былым защитникам державы, нам не хватало Окуджавы”, — сетовал Самойлов в поэме “Юлий Кломпус”. Приходилось обходиться самим. В преддверии эпохи бардов он сочинил несколько песен для своей дружеской компании. Однако некоторые из них ушли в народ. Я и сам в юности распевал с друзьями “Ванюшеньку-душеньку”, не имея понятия, что шуточную песенку сочинил мой отец. А “Привели в отделение милиции…” мне вдруг спел под гитару приятель, немало удивившийся, узнав, что автор этого популярного в их дворе жестокого романса Давид Самойлов. Из его “народных” песен конца 40-х — начала 50-х через много лет опубликован только “Ванюшенька”. Да еще свою “Солдатскую песню” (мелодия Анатолия Аграновского), анонимно кочевавшую по московским кухням, а позже исполнявшуюся на различных бардовских фестивалях, немного изменив, Самойлов использовал в драматической поэме “Сухое пламя” (“Вот поле, поле, поле…”). Остальные лишь сохранились в памяти друзей автора, тех совсем немногих, кто еще остался. Было бы обидно, если б эти романсы так и затерялись в городском фольклоре. Песню “Из самой из Германии…”, которую Самойлов цитирует в поэме “Чайная”, мне продиктовала по памяти дружившая с ним художница Агда Шор. Другие две я хорошо запомнил с детства. Их любила петь моя мама О.Л. Фогельсон, первая жена Самойлова. Если честно, мы и дуэтом их исполняли много раз, не имея оба ни голоса, ни слуха, зато с чувством, что наверняка важней для данного жанра.